Радости и печали Старого Арбата. Часть 4
Наверное, вы помните рассказ В.Аксенова «Завтраки сорок третьего года». В военные и послевоенные годы на большой перемене школьникам выдавали стакан компота, бутерброд с сыром, сосиску или любимый всеми бублик, посыпанный маком. Чтобы упорядочить справедливую раздачу всей этой роскоши, стали выбирать старосту из числа старшеклассников. Так, учась в десятом классе школы на Арбате, я чуть было не сделал первую в жизни служебную карьеру. За меня, как за честного малого, проголосовала половина учеников. Вторая половина отдала свои голоса за местного хулигана Мисю Похряпкина: он, мол, церемониться не станет и живо наведет в школе порядок.
Так как голоса разделились поровну, было решено провести мой с Мисей поединок. Я начал было одерживать победу. Но избивать этого вечно голодного заморыша мне было неприятно. Я опустил руки и начал пропускать слабые Мисины удары. Короче, старостой был избран Похряпкин, и школьники с этого момента стали недополучать булочки с маком.
С юного возраста и до сего времени я с сомнением относился к общественным мероприятиям, избегал публичности, в общем, был антиобщественным элементом. Но политика, как бы мы к ней ни относились, всегда, рано или поздно, хватает нас за пятки.
В хрущевскую оттепель, когда я работал в ТАССе, моя начальница Гробовникова поручила мне ответственное задание. В самом конце 1962 года надо было посетить Манеж, где проходила встреча правительства с художниками. Именно мастера кисти шли в те времена во главе прогресса, именно им уделялось особое внимание. Я не раз слышал призыв Министра культуры СССР Е.Фурцевой: «И чтобы не было никакой абстракции и никакой эротики!» Почему-то эти два понятия объединялись, а всякий абстракционизм и модернизм трактовался как сексуальное извращение. Надо полагать, полуграмотные Похряпкины стали занимать высокие посты.
Так вот, в конце 1962 года Никита Сергеевич Хрущев, посетив выставку в Манеже, приветствовал художников словами: «Вы кто, господа, - пидерасы?!» До той поры самые привычные сюжеты: Ленин на броневике, залп «Авроры», рабочий и колхозница, "Утро нашей Родины" - Ф.Шурпин (Сталин посреди ржи в белом кителе) и т.д. и т.п. А тут в Манеже вдруг появились разные квадраты, треугольники и – Боже мой! – обнаженные…
Оттепель в жизни и искусстве, к чему Никита Сергеевич, приложил и свои усилия, видимо, давала себя знать. Привычная тематика стала расширяться, что вызывало раздражение. Здесь уже об этом говорилось в книге «Центральный выставочный зал: от рассвета до заката». Однако я кое в чем рассказ дополню. Одним из первых, кто решился поспорить с лидером партии и страны, был скульптор Эрнст Неизвестный.
Он сказал Хрущеву примерно следующее: «Я вот ничего не смыслю в политике, а потому не пристаю к Вам с советами. Думаю, и Вам стоит последовать моему примеру».
Боже мой, какой это вызвало взрыв негодования! «Вам не нравится жить в нашей стране?! – орал Хрущев, - Могу хоть сегодня отправить за границу!»…
И отправил.
Кроме художников-диссидентов (для них годы спустя была устроена «бульдозерная выставка» - Прим.ред. 15 сентября 1974 года художниками-авангардистами, представителями неофициального искусства СССР была организована выставка на окраине Москвы, в Беляево. Она была разгромлена при помощии поливочных машин и бульдозеров, что дало название «бульдозерная выставка»), были и другие мастера, о которых у меня сохранилась самая светлая память. Особняком стоит Виктор Попков, водивший меня по одной из выставок в Манеже.
– Что Вы можете сказать об этой картине? – спрашивал я.
– Могу только сказать, – отвечал мастер, – что она ловко проскочила через выставком.
К сожалению, таких работ в те годы было большинство. Стенды были завешаны полотнами с видами ГЭС, с дымящими трубами заводов, с золотыми колосьями полей, со всем тем, что прославляет ударный труд строителей коммунизма. Сам Виктор Попков резко выделялся из этого потока. Мне на всю жизнь запомнились два его полотна: «Воспоминание. Вдовы» и «Шинель отца».
Первая печальная и протяжная, будто русская песня, – состарившиеся от горя и непосильного крестьянского труда женщины композиционно объединены замкнутым пространством избы и едины общей нелёгкой судьбой.
Вторая картина автобиографическая: художник примеряет шинель отца, живым вернувшегося с войны, но слишком рано ушедшего из жизни. Отцовская шинель оказывается гораздо шире сыновьих плеч. Поколение, спасшее мир от фашизма, - это поколение богатырей. И мы у него в вечном неоплатном долгу.
Судьба самого Виктора Попкова оказалась трагической. Его застрелил инкассатор, видимо, приняв за грабителя, когда он, выйдя из кафе, пытался поймать такси. Художник был убит.
Облака плывут, облака,
На закат плывут, на восход…
Вот и я плыву на закат,
Вот и мой черед, мой исход.
Облака плывут… На хрена?
Что за выгода, что за прыть?
Атмосфера все, все она.
Нету выхода, кроме – плыть …
Это начало песни «Облака», посвященной Александру Галичу, полюбившегося всеми барда начала 60-х годов Юлия Кима. Счастливый случай свел меня с этим менестрелем, когда я еще работал в ТАСС, до моего перехода в «Известия». У меня дома в Марьиной Роще собиралось множество друзей: артистов, художников, журналистов. Все хотели послушать Кима. Уже тогда был разгар диссидентского движения. И хотя я в нем не участвовал, мне было интересно общаться с талантливыми и независимыми людьми, слышать новое свежее слово. Однако не каждый из слушателей сохранял смелость и хладнокровие. Ким, женившись на внучке репрессированного командарма Ионы Якира, иногда давал волю чувствам и пел про стукачей и палачей. Однажды, когда я пошел Юлика провожать, я услышал, как из машины у подъезда звучал голос моей оставшейся дома жены. Наверное, товарищ в машине не успел вовремя выключить подслушивающее устройство.
- А-а…, - сказал Юлик, - это товарищи проверяют, не веду ли я до сих пор «политический дневник».
Журналист-известинец Георгий Добыш тогда же говорил мне: «Я все ждал, когда нас придут арестовывать». А вечный репортер «Московской правды» и «Московского комсомольца» Лев Колодный предусмотрительно пошутил: «Когда он пел, мне представлялся японский шпион». Чего они все так испугались? Приглашу в следующий раз своих друзей не на Кима, а на кулебяку.
Утешай теперь свою грусть, -
Мол, ношу с собой все свое -
И банальную рифму - «Русь»,
И бесцельную - «забытье».
Облака плывут, облака,
Захотят – дадут кругаля…
Ну, пора, друзья, ну пока!
Егеря трубят, егеря!
Егеря трубят, егеря!
Хорошо трубят егеря!
Хорошо трубят егеря!
Получается – пел не зря.
Получается, что одну каплю в диссидентское движение я все-таки внес. Случилось это, когда я стал редактором в издательстве «Советский писатель». Ко мне пришел молодой автор Владимир Конюхов и принес небольшие рассказы. Он рассказал о себе - о том, что родился в Новочеркасске, что был участником событий июня 1962 года, о которых тогда замалчивалось. Но раз есть свидетель и очевидец – то изволь! Ни один факт не должен пропасть! Я уговорил В.Конюхова написать книгу «Новочеркасск – 62». А теперь перескажу все, сохранившиеся в памяти факты.
«Все началось из-за пирожков с мясом, - рассказывал Конюхов, - Они подорожали на 2 копейки. Рабочие электровозостроительного завода (НЭВЗ) быстро сорганизовались и вышли на митинг к горкому партии. Вместе с заводчанами пошли и многие жители старой казачьей столицы. Всего пять тысяч человек. Были среди них подростки, в том числе и я».
Дальше повествование моего юного приятеля буду пересказывать я. Так или иначе, об этих событиях было доложено в Москву самому Хрущеву. С горячки ли, от испуга или от того, что плохо ему доложили, Никита Сергеевич, приказал расставить на крыше горкома снайперов. А тут уже, как сказано у Чехова, если на стене висит ружье, то оно должно выстрелить. Для разрешения инцидента из Москвы вылетела комиссия, в состав которой входил А.Микоян .
(Прим. ред. В Новочеркасск была направлена группа членов президиума ЦК КПСС: Ф.Р.Козлов, А.И.Микоян, А.П.Кириленко, Л.Ф.Ильичев и Д.С.Полянский. Прибыл также секретарь ЦК КПСС, бывший председатель КГБ СССР А.И.Шелепин. Маршал Р.Я.Малиновский отдал приказ при необходимости задействовать 18-ю танковую дивизию Северо-Кавказского военного округа. В ночь с 1-го на 2-е июня в город вошли танки. Командующий войсками СКВО генерал И.А.Плиев приказал атаковать демонстрантов танками, но командующий танковыми частями генерал М.К.Шапошников отказался выполнять этот приказ и приказал подчиненным ему войскам сдать боеприпасы к стрелковому оружию, во избежание случайных жертв. В ночь с 3-го на 4-е июня 240 человек было задержано. В результате принятых мер, а также начавшихся арестов «ситуация постепенно нормализовалась»…).
Да что там говорить! Двадцать шесть демонстрантов погибли. Из выявленных «зачинщиков бунта» семеро были расстреляны. На месте их погребения выложили асфальт, а над ним создали небольшое озеро.
(Прим. ред. Семеро из зачинщиков – Александр Зайцев, Андрей Коркач, Михаил Кузнецов, Борис Мокроусов, Сергей Сотников, Владимир Черепанов, Владимир Шуваев – были приговорены к смертной казни и расстреляны, 105 человек получили сроки заключения от 10 до 15 лет с отбыванием в колонии строго режима).
Вот тебе и Никита Сергеевич, обличитель культа личности Сталина, организатор «хрущевской оттепели»! Его беда была в том, что он был очень близок Сталину, а при живом усаче подписывал расстрельные списки. И что там! Находясь у власти, слишком боялся за свою жизнь. Через два года после новочеркасских событий Хрущёва сняли, а ему на смену пришел консервативный, но добрый Л.И.Брежнев. Новый генсек никого не расстреливал – своих оппонентов он просто сажал в сумасшедший дом.
Именно в брежневские времена «застоя» судьба свела меня с писателем и правозащитником Анатолием Приставкиным (который позднее стал председателем Комиссии по помилованию при Президенте РФ). Мне довелось побывать в зале во время работы Комиссии и ощутить атмосферу доброты, исходившую от ее участников - Булата Окуджавы, Юлия Крелина, Натана Эйдельмана … даже когда кто-то из них выбывал, на его месте лежала любимая трубка или пепельница. (прослушать "Песня о дураках" - Б.Окуджавы)
- Зачем ты приносишь домой эту гадость? – спрашивала Приставкина его жена.
«Гадость» - это документы, приговоренных к расстрелу людей, которые изучал Анатолий Игнатьевич, писатель-гуманист, искавший хоть одну зацепку, чтобы смягчить приговор. Искал – и находил. Его каторжная работа дала ему возможность написать замечательную автобиографическую повесть «Ночевала тучка золотая».
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.
(М.Ю.Лермонтов, «Утес»)
Анатолий Приставкин был учеником поэта Льва Ошанина. В молодости он уехал работать бетонщиком на строительстве Братской ГЭС. Именно здесь он получил заряд романтизма. В эти годы он написал документальные повести «Мои современники» (1958), «Костры в тайге» (1964), «Селигер Селигерович» (1965) и роман «Голубка» (1967).
Здесь писал он стихи о любви.
Подари мне на прощанье
Взгляд твоих прекрасных глаз,
Предстоит нам расставанье…
Но, конечно, вершиной его творчества стала книга «Ночевала тучка золотая», где писатель рассказал о годах голодного детства, проведенных в Чечне. Приставкин стал очень популярным в этом горном крае. А когда здесь началась война, он поехал в Грозный и спас от гибели очень многих молодых солдат. Завершается повесть сценой, где юноша русский и юноша чеченец крепко обнимают друг друга и говорят: теперь мы братья навек. Если бы все люди полюбили друг друга, то не стало бы никакой политики. Недаром говорится: красота спасет мир.
А самые высокие поэтические слова сказаны в Евангелии:
«А лодка была на середине моря, и било ее волнами, потому что ветер был противный.
В четвертую же стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю.
И ученики, увидев Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали.
Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь»
(Евангелие от Матфея 14:24)