Елизавета сохраняла преданность лютеранскому исповеданию вплоть до 27-летия. 5 июня 1884 года она вышла замуж за брата Александра III -великого князя Сергея Александровича. Обряд венчания совершился в Зимнем дворце: сначала по православному обычаю, а затем по лютеранскому. Уже 3 октября 1888 года Сергей Александрович и Елизавета Фёдоровна совершили поездку в Иерусалим, где освятили в Гефсиманском саду церковь Марины Магдалины, построенную русской миссией. А 13 апреля 1891 года, в Лазареву субботу, под Пасху, Елизавета приняла таинство миропомазания; теперь она стала православной. В том же году ею супруг Сергей Александрович был назначен московским генерал-губернатором, что возложило на Елизавету Фёдоровну дополнительные хлопоты и обязанности перед москвичами.

К тому же она стала полноправным членом семьи Романовых. Здесь, сменивший на престоле Александра III его сын Николай Александрович оказался слабохарактерным и безвольным человеком. Он окружил себя бесчисленными родственниками: дядьями, племянниками, двоюродными братьями, всякого рода кузенами и шуринами. Каждому из них царь выдавал по 200 тысяч рублей в год (равно, как и себе), а это ложилось непосильным бременем на бюджет государства. Пользы отечеству от царской родни не было никакой: в лучшем случае, князья и их дети проводили свой досуг в яхт-клубе, на кортах лаун-тенниса, на лыжных прогулках; в худшем – прожигали жизнь и состояние за зелёным сукном рулетки, среди красоток кабаре или цыганского хора. При этом каждое воскресение толпа тунеядцев, по ритуалу семьи Романовых, собиралась за царским столом, в окружении егерей, кучеров и поваров. Разговоры шли самые пустопорожние.

- Достаточно год прожить при дворе, - однажды сказала мужу Елизавета Фёдоровна, - чтобы утратить веру в людей. Она часто посещала московские храмы, видела священнослужителей в раззолоченных одеждах и оборванных нищих на паперти, просящих милостыню.

Постоянно посещая больницы и приюты для бедных, тюрьмы, до отказа наполненные осуждёнными, заражающих друг друга чахоткой, великая княгиня увидела русскую жизнь без прикрас. Она помогала всем этим страждущим и бесприютным людям: раздавала тёплую одежду, устраивала бесплатные обеды, для бездомных находила дешёвое жилье.

Её родня из Германии осуждала княгиню за переход в православную веру. И только престарелая бабушка, величайшая женщина XIX века, королева Виктория, постоянно поддерживала Елизавету Фёдоровну, находила слова утешения. «Вы не можете себе представить, - писала Елизавета Виктории – как сильно и глубоко я была тронута всем тем, что вы написали. Господь дал мне мужество. Я это делаю, принадлежа всей моей душой этой церкви здесь, и я чувствую, что лгала всем и моей старой религии, продолжая оставаться протестанткой».

Москвичи очень скоро оценили действенную помощь жены нового московского градоначальника, благодарили ею и всегда выбирали на главные посты самых высоких благотворительных организаций. Но грянул над Россией гром; а точнее – предгрозовые раскаты. В 1904 году началась русско-японская война. Плохо вооружённая, плохо снабжаемая армия стала терпеть поражение. Елизавета Фёдоровна организовывала для далёкого фронта санитарные поезда, создавала в Москве для прибывших с Востока раненых многочисленные госпиталя. Великая княгиня спешила делать добро.

Наступил 1905 год. 5 февраля при выезде из Кремля эсер-боевик, 27-летний Иван Каляев бросил бомбу под карету московского генерал-губернатора, разорвавшую его на части; был также тяжело ранен кучер, управлявший каретой. Елизавета Фёдоровна, оплакав мужа, навестила в госпитале кучера, простого русского мужика, передав ему дорогие лекарства
. Второй её визит – это поступок, вызывающий удивление и восхищение: она пришла в камеру смертников к Ивану Каляеву. Вот удивительный диалог, записанный у глазка камеры надзирателем, между Елизаветой Фёдоровны Романовой и Иваном Каляевым.

Он: Кто вы?
Она: Я вдова, почему вы его убили?
Он: Я не хотел убивать вас, я видел его несколько раз в то время, когда имел бомбу наготове, но вы были с ним, и я не решился его тронуть.
Она: Вы не сообразили того, что вы меня убили вместе с ним? В руках великой княгини было Евангелие. Она надеялась, получить у царя помилование для преступника.
Он: Не надо за меня никого молить. Если бы мне представилось повторить свой подвиг, я бы его совершил.

Через несколько дней Иван Каляев был повешен. А его именем победившие в 1917 году революционеры назвали одну из московских улиц.

А в 1907 году удивительная Елизавета Фёдоровна купила участок земли с утопавшими в садах четырьмя домами. Здесь она задумала основать обитель в честь святых дев Марфы и Марии. Как известно из Евангелия, они были сёстрами Лазаря. А их дом на восточной окраине Иерусалима в Вифании был любимым местом Иисуса, где он отдыхал, словно в кругу семьи. Все сестры милосердия, вступавшие в новую обитель, по замыслу её основательницы Елизаветы Фёдоровны, должны были соединить в подвиге человеколюбия хлопоты о хлебе насущном для других (Марфа) и заботы об устроении человеческой души (Мария).

В 1908 году началось строительство обители, продолжавшееся четыре года. В одной из энциклопедий читаем: «Комплекс необходимого женского монастыря, созданного в 1908 году для помощи больным, раненым и увечным воинам, расположен в глубине сада и включает постройки ХIХ века. В ансамбле доминируют выстроенные архитектором А. Щусевым церковь Марфы и Марии в больничном корпусе и собор Покрова Богородицы, являющийся центром всего ансамбля.

В интерьере монолитную гладь стен оттеняют резные кресты работы С. Коненкова; над скульптурно проработанными белокаменными порталами его работы – мозаичное изображение Спаса Нерукотворного по эскизу М. Нестерова. Сохранились также росписи, выполненные тем же М. Нестеровым и братьями П. и А. Кориными. Храмы были закрыты в 1926 году.

После войны долгое время там располагались художественно-реставрационные мастерские под руководством И. Грабаря. Во дворе, где прежде стояла фигура И. Сталина, в 1990 году был установлен памятник Елизавете Фёдоровне (скульптор В. Клыков). В 1992 году в храмах обители возобновлены богослужения». Елизавета Фёдоровна привлекла к созданию монастыря замечательных мастеров своего времени. Они создавали проекты, эскизы, наброски, рисунки при её непосредственном участии и одобрении. Так удалось создать подлинную жемчужину – обитель красоты и милосердия. Теперь она полностью восстановлена и возрождена к новой жизни при участии лучших реставраторов страны.

Жизнь обители при Елизавете Фёдоровне продлилась совсем недолго – с 1908 по 1918 годы. В начале 1910 года великая княгиня приняла монашеский постриг, запечатлённый на картине Михаила Нестерова  (жудожник лично знал Великую княгиню).

В апреле того же года по особому чину Святейшего Синода первые 17 насельниц обители были посвящены в звание крестовых сестёр. Сестры получали при посвящении кипарисовый крест на белой ленте с изображением Спаса Нерукотворного и Покрова Божьей Матери, на обратной стороне которого было изображение святых жён Марфы и Марии, и давали обет (на положенный срок) служить Богу и ближним, во всем подчиняясь правилам обители. Все сестры для работы носили серое бумажное платье покроя ряски, спереди зашитое наглухо, на рукавах белые манжеты. На голове белые апостольники монашеского покроя и серые шерстяные покрывала.

Епископ Трифон сказал всем напутственные слова проповеди: «Эта одежда скроет вас от мира, и мир будет скрыт от вас; но она в то же время будет свидетельницей вашей благотворительной деятельности, которая воссияет пред Господом во славу его». Это был совершенно новый вид монашеской жизни, не замыкающейся в стенах монастыря, не отрезанной от внешнего мира, а напротив – активно вторгающейся во внешний мир, несущей ему добро.

Настоятельница Елизавета и её инокини навещали печально знаменитый московский район Хитрова рынка, ухаживали за больными, кормили голодных, брали под своё покровительство беспризорных сирот. Из таких вот мальчиков была организована артель посыльных, а для девушек – дом работниц с почти бесплатным жильём, где они могли спастись от голода и растленного влияния трущоб. Также был открыт приют для больных туберкулёзом. Елизавета Фёдоровна сама ассистировала хирургам при операциях, собственноручно перевязывала раны больным. По словам многих пациентов, от «великой матушки» исходила особая целебная сила; для тяжело больных она всегда оставалась последней надеждой.

Спала она не более трёх часов в сутки, почти всегда находясь в строгом посте. При этом она никогда не обременяла этим своих крестовых сестёр. Помогала она и обнищавшему сельскому духовенству. Снабжала деньгами миссионеров, отправлявшихся на Крайний Север и в глухие места, где не слыхали ещё о Божьем слове. На средства её был построен храм в итальянском городе Бари, где покоится почитаемый на Руси Святитель Николай-чудотворец.

Во время первой мировой войны крестовые сестры не выезжали на фронт, а оставались в Москве и ухаживали за ранеными в госпиталях.

Елизавета Фёдоровна взяла на себя попечительство над одним из санитарных поездов южного направления, следовавшего на Кавказ, где русские сражались с турецкой армией. Именно она, великая княгиня, осмелилась лечить попавших в плен турецких солдат. Именно тогда, в начале ХХ века, были прекращены издевательства над чужеземцами. Врачи и сестры Красного Креста, этой международной христианской организации, по настоянию княгини оказывали помощь воинам-мусульманам. И, как правило, добро рождает добро.

На востоке возникло общество Красного Полумесяца, где врачи-мусульмане лечили православных воинов. В 1926 году, когда Елизаветы Фёдоровны уже не было в живых, эти две организации слились в союз Красного Креста и Полумесяца. (Справка: во время Восточного Кризиса (1875–1878) и Русско-турецкой войны (1877–1878) Османская империя разрешила деятельность Красного Креста на своей территории, однако, обязав МККК изменить свою символику на Красный Полумесяц. С тех пор в большинстве исламских стран ту же роль играет красный полумесяц, а в Иране — красный лев и солнце - отменен в 1980 г. В последующем, статья 38 Женевской конвенции I 1949 года признала эмблемы красного креста и красного полумесяца на белом фоне в качестве защитных знаков военно-медицинских служб. Тем самым исключалась возможность использования каких-либо иных знаков, кроме указанных эмблем). Девизом великой княгини стали слова: делить с людьми своё горе, значит, его уменьшить; а делить с ними свою радость, значит, её увеличить.
Но вот грянула революция. Настали дни самых тяжких испытаний для России.

Иван Бунин, летописец тех дней, оставляет записи в своём дневнике: «6 октября 1917 года. Почти полдень. Горизонт туманен. Тихий, тихий беззвучный день. Так мертва, тупа душа, что охватывает отчаяние. 26 октября 1917 года. На Курском вокзале узнали, что в Москве готовят бинты, кареты скорой помощи… будет бой с большевиками. На другой день: поп, народ несли чудотворную икону.

На углу Пречистенки бабы: большевики стреляли в икону. …Каин России, с радостно-безумным остервенением бросивший за тридцать сребреников всю свою душу под ноги дьявола, восторжествовал полностью». Летом 1917 года возбуждённая толпа, среди которой были и выпущенные на свободу уголовники, окружила дом Елизаветы Фёдоровны. «Что вам нужно?» - спросила она. «Мы хотим предать вас суду; у вас прячутся переодетые немецкие шпионы». «Войдите в церковь, - предложила она, - но оставьте ваше оружие у входа».

Под влиянием её чрезвычайного спокойствия, часть революционеров пошли за нею и даже приложились к кресту. «Теперь идите за поисками того, что вы ищите», - добавила она. Духовник обители протоиререй священник Митрофан Сребрянский показал им все помещения. Но они ничего не нашли. «Это монастырь, и ничего более» - сообщили толпе революционеры. Успокоенные люди вскоре разошлись. И почти полтора года обитель никто не тревожил. На третий день Пасхи 1918 года Святейший Патриарх Тихон служил в Марфо-Мариинской обители литургию. После его отъезда Елизавету Фёдоровну и не желавшую покидать её инокиню Варвару арестовали.

Вместе с пятью членами императорского дома их вывезли в Пермь, а затем в Алапаевск. В ночь на 5 (18) июля великая княгиня была сброшена в старую шахту, куда затем полетели ручные гранаты. Тела жертв были отысканы, когда г. Алапаевск заняли колчаковцы и в 1921 году перевезены в Иерусалим и захоронены в храме святой Марии Магдалины, на освящении которого Елизавета Фёдоровна присутствовала в 1880 году.

Так завершился её жизненный круг, исполненный истинной святости. Десятью днями позже, в ночь с 16 на 17 июля в Ипатьевском доме в Екатеринбурге была расстреляна царская семья.

Официальная версия утверждала, что совершенные убийства – это инициатива местных уральских властей. Но высланный из России Лев Троцкий оставил мемуары, в которых по-своему описал события:
«…Следующий мой приезд в Москву был уже после падения Екатеринбурга. В разговоре со Свердловым я спросил мимоходом:
- «Да, а где царь?»
- «Кончен, - ответил он, - расстрелян»,
- «А семья где?»
- «И семья с ним».
– «Все?» - спросил я, по-видимому, с оттенком удивления…
«Все! – ответил Свердлов. – А что?»

Он ждал моей реакции. Я ничего не ответил.
«А кто решал?» - спросил я.
 – «Мы здесь решили. Ильич считал, что нельзя оставлять им живого знамени, особенно в наших условиях…».
Больше я никаких вопросов не задавал, поставил на деле крест».

С 1992 года началось возрождение Марфо-Мариинской обители, которое возглавили Московская патриархия и патриарх Алексий II, в Попечительский совет вошли священники, министры, общественные деятели, знаменитые художники и артисты. Их задача – возрождение Обители во всей многогранности её деятельности и полноте духовной жизни как Всероссийского Центра милосердия. В начале февраля 2009 года в Москве собрались все, кому дорого имя этой святой женщины. Елизавета Фёдоровна справедливо обрела чин Елизаветы Московской, святой преподобномученицы. Дни её памяти – 18 июля и первое воскресенье после 7 февраля. Так жизнь великой святой продолжается и поныне, поскольку и после её смерти творятся её богоугодные дела.