Иов многострадальный
Но еще страшнее надвинулась угроза с Запада, откуда удар в спину был нанесен кузеном Вильгельмом II. Здесь я немного нарушаю хронологию, но вся царская семья проявила в годы лихолетья свои лучшие человеческие качества. Всего в I Мировой войне действовало 10 санитарных поездов, носящих имена членов царской фамилии. Было еще 25 госпиталей в Царском Селе, Петергофе, Павловске, Луге. Курс обучения, чтобы перевязывать раны, накладывать гипс, кормить с ложечки, занял всего две недели. Шла война, и великие княжны выезжали в места, приближенные к прифронтовой полосе. Сама Александра Федоровна больше любых украшений ценила выданный ей диплом медицинской сестры.
Государыня и две ее старшие дочери 19-летняя Ольга и 17-летняя Татьяна работали сестрами милосердия в госпиталях под наблюдением доктора медицины, ординатора дворцового ведомства Веры Гедройц. Царские дочери по-человечески сближались с ранеными, дарили фотографии, цветы, фрукты. Между ними даже завязывались платонические романы. Государь сутками пропадал в ставке, нередко отправлялся на линию, близкой к передовой. Он был примерным семьянином и воспитывал своих дочерей безупречными патриотками.
Две старшие даже пробовали начинать военную карьеру: Ольга – командиром Гусарского полка, Татьяна – командиром Уланского полка. Мария Федоровна, сильно болевшая от переутомления и нервных срывов, последние дни едва держалась на ногах. И нередко говорила родным: мы будем вместе и на небесах. Разумеется, все эти дворцы отдавались для раненых по желанию царя. Он всегда помнил своего деда, царя-освободителя, ушедшего когда-то на турецкий фронт медбратом. И во многом старался ему подражать.
Передо мной множество портретов Николая II – совсем молодого, в лучшие годы жизни, и другие, где он измучен и печален. Лучшие из них принадлежат кисти Валентина Серова. По мнению знатоков, наиболее точно схватывает его типическое выражение работа «Государь в тужурке». У царя серо-зеленые, спокойные, задумчивые глаза. Возможно, одно из самых характерных поворотов головы, удобная вольная поза. Видно, что человек в гармонии с собой.
Но я обратил внимание на то, что царь нигде не улыбается. Для него характерна какая-то отрешенность, словно на нас смотрит фаталист Вулич из романа «Герой нашего времени». Этот человек, Николай Романов, почти все знал о себе наперед, оттого глаза его были печальны. Был еще один знаменитый портрет кисти В.Серова, но он, к несчастью, висел в парадной зале Зимнего дворца: при штурме в октябре 1917 года был исколот штыками красногвардейцев, восстановлению не подлежит. И третий шедевр того же художника В.Серова – «После усмирения». Скорее, это карикатура. На рисунке в один ряд стоят двухметровые гренадеры, в белой форме, с закрученными усами. И рядом оробевший государь. Он вручает кресты этим молодцам за их палаческий труд. За спиной монарха лежат расстрелянные рабочие. И совсем нелепо смотрится под мышкой у царя теннисная ракетка.
Вот три взгляда на одного и того же человека, брошенные одним и тем же художником. Достоевский, как известно, сказал: мы презираем палачей и сочувствуем жертвам. Кто здесь жертва? Кто палачи? Кому сочувствовать, кого проклинать? Как все причудливо смешалось, словно в детской игрушке «Калейдоскоп». Множество разноцветных стеклышек складываются в неповторимые узоры. Кто же он, царь Николай II? Могущественный Валтасар? Смиренный Иов?
Однажды царская семья много лет назад во главе с могучим Александром III посетила привилегированную гимназию. Толпа шалопаев кинулась к царю и царице, стремясь пробиться в первый ряд. Они даже не замечают мелковатого Ники, оттирают его в сторону. А он пищит:
- Пустите, пустите меня! Я тоже из семьи Романовых!
Какая поразительная метафора. Интеллигентный, женственный монарх уже во время своего правления затерялся среди предшествующих ему монархов-исполинов. В том же ряду находится и такой факт: со времен Екатерины Великой была изготовлена бриллиантовая корона Российской империи, которой поочередно короновались все последующие русские императоры. Самым смешным в этом головном уборе выглядел крошка Павел I. Но ненамного лучше смотрелся в огромной короне и Николай II, она ему все время наползала на уши. Так и хочется сказать:
- Эх, бедняга! Не по Сеньке шапка!
Пожалуй, так бы и царствовал Николай Александрович Романов, сидя на троне еще лет пятьдесят. И был бы примерным мужем, домовитым хозяином, хорошим воспитателем детей. Но появились люди совершенно новой породы: Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин.
В ноябре 1895 года был образован «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» во главе с В.Лениным. А в самом конце того же года молодой пролетарский вождь угодил на 15 месяцев в питерскую тюрьму за издание революционной прокламации. Сидя в царской кутузке, он тотчас же приступил к созданию книги «Развитие капитализма в России». По сути, Ильич продолжил и развил основные идеи «Капитала» Маркса, только примененные относительно российских реалий. Царь и его окружение были заняты борьбой с террористами. До ученых-экономистов им было недосуг. А зря, поскольку Ильич убедительно доказывал, что большинство крестьянских собственников быстро разоряются, пополняя рабочий класс. А это, в свою очередь, неизбежно ведет к пролетарской революции.
Эти мысли мгновенно проносились в мощной ленинской голове. Правда, боясь новых прокламаций, жандармы могли помешать спокойной работе ученого и то и дело заглядывали в глазок. Ленин вздохнул, вылепил из хлебного мякиша чернильницу, налил в нее молока. Затем потер лысину и написал:
«Рынок есть категория товарного хозяйства, которое в своем развитии превращается в капиталистическое хозяйство и только при этом последнем приобретает полное господство и всеобщую распространенность».
Отлично сказано! Только вот жандарм не вовремя заглянул, Ильич быстро проглотил хлебный мякиш, едва успев стряхнуть крошки со стола. 15 месяцев пролетарский вождь вдохновенно писал свой труд, глотая молочные чернильницы. Жаль только, ни один исследователь ленинского наследия не отметил, что главная ценность этого гениального труда состоит в том, что оно написано молоком.
А Николай II все помахивал в Ливадии своей квадратной ракеткой и даже не замечал, что на розовом крымском туфе все отчетливее проступают таинственные письмена: Мене, Такел, Парес.
В соседнем доме окна жолты.
По вечерам – по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Проходят люди к воротам
И глухо заперты ворота,
А на стене – а на стене
Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине.
Я слышу все с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.
Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули.
И в жолтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.
(А. Блок, «Фабрика»)
- Вот она – началась революция! – воскликнул в одно хмурое осеннее утро Петр Аркадьевич Столыпин. А Сергей Юльевич Витте докладывал во дворце царю. Цель поставлена обществом, говорил он, значение этой цели велико и несокрушимо, ибо в этой цели есть правда. Лозунг «свобода» должен стать лозунгом правительственной деятельности. Сам царь молчал. Он отошел к окну, извлек из-за пазухи любимый мундштук, ломал папиросы и курил одну за другой. Государева пауза чем-то напоминала систему Станиславского.
Тогда министр сменил акцент: «есть и другой путь – идти против течения… но я бы за это не брался».
Государь на эти слова брезгливо поморщился. Ну не нравился этот либеральный путь и левым, и правым. Для левых, чем хуже, тем лучше. Они же приняли решение о вооруженном восстании.
И оно началось. 20 октября 1905 года в белокаменной прошли грандиозные похороны Эрнста Баумана – ветеринара и социалиста, шедшего по улице с красным флагом, и убитого железным ломом одним мастеровым. В ответ 100-тысячная толпа вышла на улицы со знаменами и пением «Марсельезы». Порядок поддерживали боевые дружины. Но по обочинам стояли черносотенцы и монархисты с кастетами и камнями за пазухой. В какой-то момент на дружинников напали и казаки с нагайками. Началась пальба: шесть человек были убиты. А если пролилась малая кровь – жди пролития больших потоков.
«Товарищи, - писал в «Известиях» товарищ Л.Троцкий, - не прекращайте забастовки! Нам дан Витте, но не отставлен генерал Трепов. Пролетариат не хочет ни полицейского хулигана Трепова, ни либерального маклера Витте - ни волчьей пасти, ни лисьего хвоста».
Но в Петербурге находились преданные царю гвардейские полки, поэтому восстание решено было начинать в Москве. Оно грянуло 9 декабря 1905 года. За один день улицы были сплошь покрыты баррикадами, закрыты фабрики и заводы, остановлено уличное движение. Но баррикады, как ни странно, никто не защищал. Две тысячи боевиков, вооруженных револьверами, стреляли из форточек и подворотен. А затем утекали зигзагами через проходные дворы.
Целую неделю – с 9 по 15 декабря – шла эта партизанская война. Ключевыми фигурами в революции стали дворники, в обязанности которых входило запирать ворота на ночь. Они оказались поистине меж двух огней. Полицмейстер под страхом смерти приказывал запереть ворота, а революционеры кричали: только посмей закрыть, сразу кишки выпустим. Приказ раздавить московское восстание отдал, конечно, Николай II. И на Московский Николаевский вокзал, прямо с колес на платформу, с пулеметами и штыками в ослепительно-белой форме высыпали гвардейцы-семеновцы. Лишь несколько десятков боевиков спаслось от расправы, их посадил на свой старенький ржавый паровозик машинист Ухтомский и отвез на одну из первых подмосковных станций. Там продолжились бои с карателями. Главной магистралью войны стала Казанская железная дорога. Защитников Красной Пресни разбомбили из орудий. Революционный вал пошел вспять, но отнюдь не все было закончено.
1906
12 августа эсеры взрывают дачу Столыпина на Аптекарском острове;
19 августа, учреждаются военно-полевые суды для борьбы с терроризмом;
9 ноября, указ о свободном выходе крестьян из общин;
1907
в начале года, вышел в свет роман М.Горького «Мать»;
1 ноября, начало работы умеренной III Государственной думы;
1908
3 мая, принят закон о введении в России обязательного начального образования;
1910
14 июня, Государственная дума утвердила новое крестьянское законодательство, разработанное Столыпиным;
7 ноября, скончался Лев Толстой;
1911
1 сентября, на спектакле «Жизнь за царя» в Киевской опере смертельно ранен премьер-министр П.Столыпин;
1912
в начале апреля, вышла в свет большевистская газета «Правда»;
4 апреля, состоялся расстрел на Ленских приисках демонстрации рабочих;
15 ноября начала работу IV Государственная дума;
1913
в начале года, торжества по случаю 300-летия дома Романовых;
1914
июнь-июль, массовые выступления рабочих Петербурга;
17 июля, после нападения Австрии на Сербию в России объявлена мобилизация;
19 июля, Германия объявляет войну России;
20 октября Россия объявила войну Турции;
1915
19 апреля, германские войска перешли в наступление в Галиции и овладели Литвой, Польшей и Западной Белоруссией;
28 мая, после неудач на фронте в Москве начались немецкие погромы;
Император Николай II принимает решение занять пост Верховного главнокомандующего;
1916
5 марта, неудачное русское наступление в Латвии и Белоруссии;
4 июня генерал А.Брусилов осуществляет в районе Припятских болот блестящий прорыв: потери немцев и австрийцев составили 1,5 млн. человек, русских – втрое меньше;
17 декабря, в доме князя Ф.Юсупова убит друг царицы, «пророк» Григорий Распутин;
1917
18 февраля, забастовка рабочих на Путиловском заводе;
23 февраля, массовые беспорядки в столице, начало февральской революции;
25 февраля, Николай II подписывает указ о роспуске IV Государственной думы;
27 февраля, победа революции в Петрограде, образование Временного правительства;
2 марта, отречение Николая II от престола;
8 марта, арест царской семьи.
Антон Чехов однажды обмолвился, что если умрёт Лев Толстой, то мир рухнет сам собой. Сходную мысль высказал Томас Манн, что при жизни Льва Николаевича мировая война была бы невозможна. В каждой стране, в каждое время должны быть люди, которые для человечества становятся опорой, к ним всегда можно прийти и узнать от них истину.
Писатель из Ясной Поляны нередко отправлял корреспонденцию в Зимний Дворец, высказывая монарху совершенно откровенные мысли. Софья Андреевна Толстая так и дрожала от страха, боясь, что мужа ее сошлют в Сибирь. Вот одно из писем великого старца царю:
«Самодержавие есть форма правления отжившая. Стомиллионный народ скажет вам, что желает свободы пользования землей, то есть уничтожения права земельной собственности. Это поставит русский народ на высокую ступень независимости, благосостояния и довольства».
К чести Николая II, он был знаком с творчеством Льва Николаевича и никогда его ни в чем не притеснял. Сам же писатель чаще всего полемизировал с обер-прокурором К.Победоносцевым, который не переносил духовные искания мыслителя и преследовал духоборов-вегетарианцев, обрекая их на голодную смерть на дальнем Севере.
По воле Льва Толстого, деньги, вырученные от издания его самого еретического романа «Воскресение» были перечислены на счета духоборов. На эти средства они смогли перебраться в Канаду. Это сильно рассердило Константина Петровича, он живо настрочил на писателя донос, обвинил в богохульстве и отлучил от церкви. Об этой истории русские читатели прочли в рассказе А.Куприна, где простой деревенский батюшка, провозглашает с амвона: «болярину Льву Толстому многая лета!»
В своих воспоминаниях другой писатель, Юрий Олеша, словно в параллель рассказу о том, как совершала прогулку в ландо царская семья, поведал и о том, как в районе Хамовников на трамвае «букашка» ехал граф Толстой. В трамвае то и дело шелестели слова: Лев Толстой, Лев Толстой. А, когда он встал, чтобы выйти близ своего дома, то весь трамвай, стоя, провожал его. Таков был авторитет писателя в России, авторитет правдивого и великого слова в этой стране намного выше самых больших чинов.
7 ноября 1910 года 82-летний писатель умер. Факт отлучения от церкви создал ему ореол великомученика. Его хоронили в Ясной Поляне тысячи людей, произнося немало ругательств в адрес царской власти. Сам же государь нашел выход из неловкого положения, в которое его поставил К.Победоносцев, оказав ему медвежью услугу. На докладе о смерти Толстого царь написал:
«Душевно сожалею о кончине великого писателя, воплотившего во времена расцвета своего дарования, в творениях своих родные образы одной из славных годин русской жизни. Господь Бог да будет ему милостивым судией».
Государственные власти официально не приняли участия в многолюдных похоронах, но они и не препятствовали их проведению.
В Петербурге в эти траурные дни прошли уличные беспорядки, а на улицы Москвы студенты вышли с черными флагами. Волнение среди учащейся молодежи были вызваны тем, что за два года до кончины Толстой написал страстную статью «Не могу молчать!» - против введенной в те дни смертной казни. В истории России наступила такая пора, когда каждое событие получало заметную политическую окраску и использовалось против терявшего популярность некогда любимого монарха. Николай II послал Софье Андреевне, вдове писателя, телеграмму соболезнования. А у художника Ильи Репина император купил прекрасный портрет Льва Толстого, который установили в Михайловском замке.
Властям требовались невероятные усилия, чтобы спасти страну от хаоса и развала. Сменявшие одна за другой войны и революции подорвали доверие ко всему, что недавно казалось незыблемым.
«Если бы во главе правительства встал Христос, вы бы и ему не поверили» - восклицал в отчаянии Сергей Витте.
На смену ему пришел другой премьер - Аркадий Столыпин, заменивший либеральные методы более жесткими.
«Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия» - так он высказался на одном из заседаний Думы.
В России стало устанавливаться затишье. Рабочие вернулись к станкам, крестьяне к пахотной земле. Петр Аркадьевич даже начал проводить в жизнь аграрную реформу. Вместо общинного землепользования он предложил ввести фермерское хозяйствование. И Россия вскоре повысила урожаи, и даже начала продавать излишки хлеба.
«Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нашей России» - восклицал смелый реформатор.
«Я поставил себе целью, - вторил своему ангелу-хранителю Николай II, - завершение предуказанной еще в 1861 году задачи создать из русского крестьянина не только свободного, но и хозяйственного сильного собственника».
Нет, не дали ни десяти, ни двадцати лет покоя. 27 апреля 1911 года Столыпин выступил в Госсовете. Это было его последнее выступление. 25 августа премьер прибыл в Киев, куда следом приехал царь и провел военный смотр.
1 сентября в Городском театре шла опера «Жизнь за царя». В ложе находился Николай II, а в партере – Петр Аркадьевич. Был здесь и третий – убийца. Но целил он не в царя, который мало что менял в судьбе России, а в главную фигуру – реформатора.
Я был в Киево-Печерской лавре, видел могилу Столыпина. Этот великий гражданин России лежит возле светло-серой стены, неподалеку от монашеских келий. Таково было завещание Петра Аркадьевича:
«Где меня убьют, там пусть и похоронят».
А последнее, что успел сделать этот смертельно раненный человек, - осенить монарха, в царской ложе, крестным знамением. Самые памятные слова на смерть великого премьера произнес депутат В.Шульгин:
«Россия смогла потушить Диогенов фонарь, она нашла своего человека».
Жаль, что такие люди уходят рано.
Царь на похоронах Столыпина не был. Он вернулся в привычную атмосферу жизни царского двора. В 8 утра монаршую чету будила прислуга стуком деревянного молотка. При недомогании Алиса оставалась в постели до 11-ти, пила чай одна. А Государь шел чаевничать в личный кабинет. При этом они нередко, едва встав с постели, зачитывались Гоголем. Или спозаранку, отправлялись поплавать по Финскому заливу на яхте «Штандарт». После возвращения на берег и второго завтрака Алиса обязательно каталась на лошади. Царь же недолюбливал лошадей, предпочитая им шотландских овчарок. У царицы было множество слуг и личных секретарей. К каждому из них вели особые кнопки, бриллиантовые, жемчужные, рубиновые. Обед подавался в 8 вечера и длился 1,5 часа. Иногда, утомившись от разговоров, императрица шла в свою библиотеку, где у нее был широкий выбор книг на русском, английском, французском и немецком языках.
Еще одна особенность времяпрепровождения царской четы. За столом о политике – ни полслова. Только легкий разговор мог порхать вокруг тенниса, конных бегах, науке и искусстве. Алиса особенно любила стрельбу из лука и скачки, воображая себя амазонкой. Ники чаще всего выглядел задумчивым и меланхоличным. Много времени они проводили с детьми. Всеобщим любимцем был Алексей, здоровье которого стало главной тревогой в семье.
В Петербурге, Москве или Ливадии нередко устраивали приемы, где собиралось много гостей. Как всегда, вокруг царя суетились его дядья и тетки, кузены и кузины. Выделить кого-либо из них почти невозможно: столько было порхающих по гостиным и прихожим бабочек и мотыльков. Все они – пустоцветы, ничего не сделавшие для России. Правда, кто-то на что-то претендовал. Но Николай II сразу же твердо заявил: я им всем обрежу крылья, удельной системы у меня не будет!
Назову нескольких:
склонного к интригам Александра Михайловича, женатого на сестре царя Ксении, художественно одаренного командира гвардии Кирилла Владимировича;
красивого толстяка и путешественника Алексея Александровича, носившего звание адмирала флота и ничего в нем не понимающего;
генерала от кавалерии Николая Николаевича, решившего вдруг возглавить русскую армию, без особых на то заслуг;
инспектора артиллерии Михаила Николаевича, занявшего неожиданно для всех пост председателя Госсовета;
великолепного танцора Павла Александровича, носившего малиновые рейтузы.
Они как бы являли собой героев-любовников из захудалого провинциального театра. Что и говорить: шампанское они пили ведрами и совершали вояж по Парижу и Лондону, вечно жалуясь на нехватку денег. Государь постоянно выплачивал всем этим великим князьям по 200 тысяч рублей годовых. Он и себе оставлял ровно столько же, отчего безумно страдал из-за нехватки личных средств.
У всего романовского семейства был установлен ритуал: собираться по воскресеньям за царским столом. Здесь присутствовали на фамильных обедах все члены ныне действующей династии. Вокруг них толпились егеря, скороходы, кучера, конюхи, метрдотели, шоферы, повара. А над всей этой камарильей величественно возвышался барон Фредерикс. Взмах белой перчатки - и понесли многочисленные блюда, которые хорошо запивались яблочным квасом или столовым вином. В самом конце обеда Николай Александрович Романов доставал из своего тайника какую-то особую бутылку «бургуньона» или «шампаньона» и потчевал особо отличившегося гостя. Все это сильно смахивало на один из пиров Валтасара в древнем Вавилоне.
Разговоры этой разноцветной компании проще всего подслушать за кулисами какого-нибудь театра в атмосфере шуточек и смешков:
- Барон Фредерикс, у нас достаточные запасы устриц? Прошу вас, голубчик, строжайше проследить за этим!
- А у нас наш Владимир Борисович – самый настоящий кудесник по части рябчиков и осетрины!
Одно из самых неприятных событий - воцарение при дворе моды на мистицизм. К несчастью, Ники и Алиса попали под его влияние. А самой мрачной и нестерпимой стала фигура «целителя», «чудотворца», «пророка» Григория Ефимовича Распутина (1872-1916), малограмотного крестьянина из Тобольской губернии. Он попал в царский дворец по чистой случайности: близкая к царице фрейлина А.Вырубова (1884-1929) попала в железнодорожную аварию и долгое время находилась в коме. Очевидцами при «излечении» молодой женщины стали отец фрейлины А.Танеев, женщина-врач В.Гедройц, царь и царица.
Вот как все происходило. В помещение вошел лохматый, бородатый мужичок в сапогах и с горящими глазами. Вырубова стала стонать: «Отец Григорий, помолись за меня!» «Чудотворец» приблизился к ней, стал отчитывать, делать особые движения. А потом вскричал жутким голосом: Аннушка, проснись! Потом вышел в соседнюю комнату и рухнул без сознания. Анна же вскоре почувствовала себя здоровой.
Это чудо, надо полагать, произвело сильное впечатление в семье, и Григорий Ефимович с помощью своей наперсницы Аннушки стал проникать в царские покои, где он действительно помогал больному гемофилией цесаревичу. За целителем даже утвердилось прозвище «наш друг». Все шло своим чередом, ребенок выздоравливал. Только у Григория Ефимовича была не совсем подходящие для порядочных людей наклонности: в сибирском селе Покровском он перепортил всех молодых девиц, а теперь стал интересоваться и придворными дамами.
Он надолго пропадал в борделях, а на одной из цыганских пирушек отплясывал вприсядку и показывал цыганам белую рубаху. «Сашка (то есть царица) сама вышивала», - кричал Григорий, добавляя кое-какие скабрезные слова. Конечно, Александра Федоровна думала лишь о здоровье своего сына, которое постепенно улучшалось. Но наперсница Вырубова приносила царице какие-то каракули, присланные от «нашего друга». В них содержались просьбы о снятии или назначении какого-либо министра, генерала, епископа. Любящая своего сына царица соглашалась даже на шантаж. А «святой» тем временем съездил в Саратовский монастырь, где от души попарился в баньке с молодыми монашками.
По столице поползли самые темные слухи, тень которых пала на царицу, не имевшую к этой грязи никакого отношения. Против Распутина тотчас же составился заговор великих князей и 17 декабря 1916 года в доме князя Феликса Юсупова, «чудотворец» был отравлен и утоплен в Мойке.
Перед самой кончиной Григорий Ефимович оставил одно из вещих своих пророчеств. «Если бы я в те дни, - написал он – был при царе, я бы войны не допустил. Начав воевать с Германией, Россия погибнет».
На людях он любил повторять: «меня не будет – их не будет».
Как бы то ни было, но эти сплетни, шатание и разброд в царской семье, бесконечные поражения на фронте, нехватка продуктов, потеря честных и талантливых людей при дворе оттолкнули многих россиян от монарха. Забастовки стали вспыхивать одна за другой. В центре Петрограда в набитых до предела казармах стояло 100 тысяч солдат-резервистов, которые не хотели воевать за царя. В стране разрастался хаос. Слышались первые раскаты революционной бури.
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер –
На всем Божьем свете!
(А.Блок. Двенадцать)
Судьба тихого Николая II и его семьи вступила в самую последнюю фазу. Рождество 1916 года они встретили в глубокой печали, оно было омрачено смертью крестьянина-чудотворца. Дети и царица просили по христианскому обычаю не наказывать убийц целителя. Николай Александрович со слезами на глазах восклицал: никто не имеет право убивать, как им не стыдно!
Он и не подозревал о предстоящих жестокостях этого мира, этих жестокостях людей. В ответ семья получила полное злобы послание от княгини Юсуповой, матери Феликса-отравителя, которая предъявила публичное требование об аресте Алисы и ссылке ее в Сибирь.
С царями на Руси так еще никто никогда не говорил. Авторитет царской власти стремительно падал среди военных, поскольку Николай II назначил себя главнокомандующим и пока не одержал ни одной победы. Никто ничего не хотел делать, никто ни за что не хотел отвечать. Настали дни апатии, безверия и безвластия.
- Я надеюсь, что вы начнете свою работу в дружном единении, и вдохновленные искренним желанием оправдать доверие монарха и нашей Великой Родины, - так говорил царь.
Но его никто не слушал.
Через некоторое время председатель думы М.Родзянко сообщил, что ввиду устранения бывшего Совмина власть переходит в руки Временного комитета членов Госдумы, сформированного самочинно. Николай Александрович получал эти сводки, просматривал газеты, слушал кого-то в пол-уха. В стране царил хаос.
1 марта 1917 года от дворцового коменданта В.Воейкова в штабе Северного фронта была получена из ставки телеграмма: царь едет через станцию Дно в Псков. Какое удивительное слово – Дно. Оно передавало истинное состояние, в котором пребывала империя.
От здания к зданию
Протянут канат.
На канате – плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию!»
Старушка убивается – плачет,
Никак не поймет, что значит.
(А.Блок. Двенадцать)
Император в штабном вагоне прибыл в Псков. Кругом нет света, звуков, жизни. Он в серой черкеске. Все штабные обедали молча, говорить было не о чем. Никто не признавал за царем военных и государственных талантов, он уже не имел права оставаться во главе страны.
За отставку царя были начальник штаба генерал М.Алексеев (1857-1918), все командиры фронтов, великий князь Николай Николаевич-младший (1856-1929), генерал от кавалерии А.Брусилов (1853-1926), генерал от инфантерии А.Эверт (1857-1926).
Вот текст отречения, подписанный царем 2 марта 1917 года:
«В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящемся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать новое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны, во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной думой признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть».
На документе в это время стояло: 2 марта, 15 часов. Но пока все это вырабатывалось и составлялось, настенные часы показали полночь. То есть, над Россией настала глубокая ночь. Один из свидетелей отречения в поезде заметил: «я в первый раз в жизни увидел его взгляд, взгляд был хороший и спокойный, но большая нервозность чувствовалась в его манере подергивать плечом».
И было в нем что-то женственное и застенчивое. Может быть, в какие-то минуты ослепления, гневливости и малодушия, он являл собою Валтасара. Но Господь, встретив его на небесах, наверняка сказал: будь рядом со мною многострадальный и праведный Иов.
Завершу исследование словами русского философа Н.Бердяева:
«К 1917 году, в атмосфере неудачной войны, все созрело для революции. Старый режим сгнил и не имел приличных защитников. Пала священная русская империя, которую отрицала и с которой боролась целое столетие русская интеллигенция».