Вослед Радищеву (страшны ли красные колпаки?)
Почти два с половиной столетия отделяют от нас время жизни гениального архитектора Василия Ивановича Баженова (1737 – 1799) и великого просветителя, издателя и журналиста Николая Ивановича Новикова (1744 – 1818). Эти славные сыновья России многие годы прошли рядом, и даже были друзьями. И старший, и младший какое-то время посещали подготовительные классы в Московском университете, испытавшем поначалу недобор пытливых российских отроков.
Их творческие возможности определили два обстоятельства: основание в 1755 Московского университета, в котором со временем Новиков арендовал типографию и открыл книжную лавку, где постоянно выходила в свет каждая четвертая российская книга, а также создание в Петербурге Академии художеств, вице-президентом которой стал в самом конце своей жизни Баженов. Эти два события стали мощным импульсом для культурного и экономического развития России во второй половине XVIII века, в эпоху 34-летнего царствования Екатерины II и четырёхлетнего правления Павла I.
Один из французских дипломатов, посетивший в конце века Петербург, справедливо обмолвился: говорят, что Россия отстала от Европы на целое столетие, но чтоб сравняться с самыми передовыми странами, ей достаточно одного счастливого правления. К сожалению, правление сына великой Екатерины было несправедливо прервано. А ведь страна стояла на пороге подъёма и преобразований.
Вот что сказал об этом В.Ключевский: "Император Павел I был первый царь, в некоторых актах которого как будто проглянуло новое направление, новые идеи… Инстинкт порядка и равенство было руководящим побуждением деятельности этого императора, а борьба с сословными привилегиями - его главной задачей. Так как исключительное положение, приобретённое одним сословием, имело свой источник в отсутствии основных законов, то император Павел начал создание этих законов".
Главные из них: отмена смертной казни, ни разу им не нарушенная, разрешение крестьянам работать на помещика три дня в неделю, остальные дни - только на себя. За этим логично могла бы последовать полная отмена крепостного права. Следующий указ: введение по всей стране после годовой службы разрешение на отпуск или иначе -- право на отдых. Далее последовала свобода исповедовать любую избранную веру, при которой гонимые ранее старообрядцы получили право открывать свои новые храмы. Мы столь долго останавливаемся на коротком правлении этого царя, прозванного в Европе русским Гамлетом или Дон Кихотом. Такие прозвища даются совсем неслучайно, их получают люди, наделённые высоким умом и романтической чувствительностью, а иногда и мистическими способностями. Именно эти качества Павел I проявил в отношениях с Василием Баженовым, с которым познакомился в раннем отрочестве. Наследник престола высоко оценил и талант Новикова. Цесаревич не раз выручал друзей-единомышленников из трудного положения, в которое ставила в последние годы своего царствования строптивая императрица.
И ещё один очень важный момент поставил в жёсткую оппозицию царице гениального архитектора, великого просветителя и наследника престола. Все трое входили в масонские ложи, заполонившие в конце века Россию. В нашей стране масонство развивалось как противодействие сухой материалистической философии, гностицизму и скептицизму Мари Франсуа Вольтера, долгие годы ведшего задушевную переписку с Екатериной II. Глава энциклопедистов, близкий ему по духу, Дени Дидро посетил в Санкт-Петербурге царицу и был милостиво ею принят. Ум наследника Павла Петровича, склонный к религиозной экзальтации, был полной противоположностью его излишне прагматичной матери. Царевича с детства окружали российские масоны, в первую очередь его воспитатель граф Никита Панин, а также сверстник и друг наследника престола князь Александр Куракин, в молодости посетивший Лондон и принятый там в ложу тамплиеров. В 1776 году Павел вместе с Куракиным побывали в Берлине, где произошло знакомство царевича с будущей его женой и русской царицей Марией Фёдоровной (Софьей Доротеей). Здесь они попали в тесное окружение немецких масонов, которых возглавлял дядя Марии Фёдоровны принц Фердинанд. Тогда же Куракин посетил Стокгольм и стал гроссмейстер русской провинциальной ложи шведского направления.
Цесаревич Павел Петрович и сам вошёл в ряды "вольных каменщиков". Он был приблизительно в 1779 году принят в масоны одним из основателей масонства XVIII веке в России Иваном Елагиным (1725-1794), сенатором, членом Академии наук, писателем, директором придворного театра Сатиры. При введении Павла Петровича в это братство присутствовал его воспитатель Никита Панин. Сохранился портрет, где царевич написан художником рядом с фигурой древней богини справедливости Астреи. Наследник российского престола вступил в секту иллюминатов чисто немецкого уклона. Его же друг Александр Куракин ещё ранее был принят в шведскую ложу "Трёх золотых роз".
Екатерина II, до которой доносились смутные сведения о бурной деятельности масонов в России, была раздражена. Ещё бы, в результате появившегося в стране при ее попустительстве вольтерьянства, участились крестьянские бунты, грянуло пугачёвское восстание. А в центре Европы во Франции в конце века началась великая революция. Ей даже стало мерещиться появление в Петербурге ужасных революционеров в красных колпаках (модных среди парижан фригийских шапочках). Одного из таких бунтовщиков, своего бывшего пажа Александра Радищева, императрица за вольнолюбивую книгу "Путешествие из Петербурга в Москву" упекла в Сибирь, заменив смертную казнь на Чулимский острог (впрочем, о писателе-бунтовщике позже). В Зимнем дворце она задвинула в тёмный чулан подаренную ей Ж. Гудоном скульптуру бывшего учителя Вольтера, сидящего в вольтеровском кресле. Царица испугалась связей заговорщиков с ее сыном, с помощью которого они якобы мечтали свергнуть ее с престола. И даже снарядила следственную комиссию. Увы, нити разоблачения, протянувшиеся к Павлу Петровичу, самым причудливым образом оборвались. Один из членов комиссии князь Григорий Долгоруков случайно обнаружил единственный в своём роде документ, где стояла личная подпись Павла, подтверждающая факт его вступления в ложу иллюминатов. Но отважный следователь, симпатизировавший цесаревичу, эту зловредную бумагу тотчас разорвал, разжевал и проглотил. Павел был спасен от грозивших ему преследований.
Не на шутку обеспокоенная царица никак не могла прийти в себя. Она снарядила петербургского полицмейстера искать повсюду революционную заразу. Особенно следовало хватать людей в красных колпаках. Бравые вояки восприняли царское поручение совершенно буквально. Однажды полицмейстер проезжал вечером по Невскому проспекту. И тут - о, ужас! - он увидел в освещённом окне человека в красном колпаке. В одну минуту подозрительный дом был оцеплен полицией, сыщики мигом вломились в нехорошую квартиру. Но там их ждало разочарование. В доме, оказалось, находился лишь отставной французский генерал, убеждённый монархист, спасавшийся в России от якобинского террора. Он просто любил, укладываясь в постель, нахлобучивать на голову красный колпак. На этот раз вышла осечка. Но поиски противников благословенного царствования Екатерины II продолжились.
Вот теперь-то попали в поле подозрения наши старые друзья - Василий Иванович Баженов и Николай Иванович Новиков. Это ведь только принято так говорить: екатерининская эпоха. На самом деле, властители мира никаких духовных и материальных ценностей для страны и своего народа не производят. Они лишь могут творческим людям что-нибудь запретить, а иногда вдруг милостиво разрешить. Времена, о которых у нас идёт речь, справедливее было бы называть баженовскими или новиковскими. Скажем прямо, оба друга попали в тяжёлое хитросплетение российских судеб. Все началось с прекраснодушной риторики царицы, с ее рассуждений о чувствительном и любвеобильном сердце, изливающем потоки милосердия и ласковых улыбок в сторону своего народа. Она даже создала своего рода "парламент" - Комиссию о сочинении Нового уложения, в которой заседали оба наших героя. Они даже услышали чувствительные слова: берите воли, сколько вам надо! Но, увы, "парламент" через полтора года был разогнан, а свободы с каждым годом правления становилось все меньше. Любая смелая инициатива быстро попадала под цензурный запрет.
Это первым почувствовал на себе В.Баженов, вернувшийся на родину в 1765 году из пятилетней отлучки за границу. Он, как и положено, был обласкан государыней и даже произведён в чин капитана артиллерии за реконструкцию столичного Арсенала на Литейном проспекте. А дальше? Его проект зданий на Екатерининском канале - не был осуществлён. Замысел постройки института благородных девиц в Смольном - отклонён. В 1772 году архитектор приступает к реконструкции Московского Кремля. "Если бы новые кремлёвские постройки были бы осуществлены, это было бы одним из чудес света", написал приехавший в Москву профессор из Кембриджа Эдуард Кларк. Англичанин считал, что замысел русского мастера мог превзойти храм Соломона в Иерусалиме. А какой здесь был размах! Он хотел снести кремлёвскую стену от Никольских до Троицких ворот: проектировал создать лестницу-колоннаду, которая соединила бы Кремль с площадями и улицами Москвы. Пять лет вдохновенного труда! И все было перечёркнуто одним взмахом пера всесильной императрицы. Труд гениального художника, разумеется, не канул в Лету. Во многих его позднейших постройках использованы мотивы из неосуществлённого проекта. В первую очередь это относится к одному из частных заказов мастера - дому Пашкова. Герои романа М. Булгакова "Мастер и Маргарита" называют это здание красивейшим в Москве. Именно оттуда они устремляются в свой последний полет к звёздам.
Но вернёмся к XVIII веку, в котором гений российской архитектуры был поставлен в положение горемыки. Он был женат на дочери отставного сержанта Красухина, Аграфене Лукиничне, вместе с которой они нажили семерых детей. Положение придворного художника приводило Баженова в состояние полного разорения: царица не давала мастеру довести до конца порученные ему заказы, не оплачивала сметы на строительные материалы и тяжёлый труд строителей. В итоге Василий Иванович отдавал в уплату рабочим последнее, что было в его семейном бюджете. Именно тогда, в середине 70-х годов, архитектор сближается с обществом московских мартинистов (розенкрейцеров), куда со временем присоединился и Николай Новиков, женатый на Александре Егоровне Римской-Корсаковой. Ее родным дядей был князь Н.Н.Трубецкой, умный и образованный человек. Он-то и стал центральной фигурой в кругу московских мартинистов. Масоны помогли Баженову расплатиться с долгами. Именно тогда Екатерина II дает своему придворному архитектору свой последний заказ. Это была та самая деревенька из последней главы книги "Путешествие из Петербурга в Москву" -- "Чёрная грязь", которую императрица и ее фаворит Г.Потемкин переименовали в Царицыно. Она здесь решила построить подмосковную загородную усадьбу в романтическом, готическом стиле. Баженов отдал этому заказу десять лет жизни, исполненной высоким вдохновением. Исходным материалом для строительства послужили белый камень и красный кирпич. Чего здесь только ни было: пруды с островами, перекинутые через них мосты, беседки, павильоны, галереи, причудливые арки. Это был никем и никогда невиданный шедевр. Центром его стали два симметричные, равнозначные дворца: для царицы Екатерины II и ее наследника великого князя Павла Петровича.
И вот летом 1785 года настал день приезда императрицы в Царицыно - страшный для Баженова день. Екатерина, которую сопровождали русские сановники и иностранные послы, пробыла здесь несколько минут. Чем больше всматривалась она в свой дворец, тем мрачнее становилось ее лицо. Наконец, эта женщина, обладавшая мещанским вкусом, промолвила: довольно! жить здесь невозможно, это склеп, а не дворец!
Здесь, после гневной её тирады, придётся сказать несколько слов о масонстве. Слово произошло от французского: franc mason (вольный каменщик) , оно означает религиозно-этическое движение, бурно распространившееся в Европе. Его последователи стремились создать тайную всемирную организацию с целью объединить человечество в религиозном братском союзе. Поначалу форма объединения масонов - устройство цеха каменщиков, обладавших самоуправлением и судом. Их атрибуты: лопатка, циркуль, молоток, отвес, перчатки, передник. Вот все эти непривычные для россиян знаки вместе с лучами солнца и звёзд увидела Екатерина II в Царицыно. Но разгневанной государыне померещились также и красные колпаки революционеров, которые якобы хотят её убить. После возвращения императрицы в Петербург, в Москву полетел царский указ: царицынский дворец решено срочно разобрать, архитектора Баженова уволить со всех его должностей. Так и простоял много лет полуразрушенный дворец - шедевр. На его месте в разные годы появлялись сначала казармы, потом фабрика, наконец, живописные развалины. Сейчас в Царицыно проведены многолетние восстановительные работы. Но в итоге возник новодел.
Строить так, как умел Баженов, теперь никто не умеет. В те же годы Николай Новиков, закончив службу в Измайловском полку, а также позаседав в Комиссии о сочинении Нового уложения, окончательно выходит в отставку в звании отставного поручика. Затем долго живёт в своём подмосковном имении Авдотьино. А со временем счастливо женится на красавице, богатой аристократке Александре Римской-Корсакове. Но Николай Иванович вовсе не прельщается спокойным бытием помещика-хлебосола. Напротив, он избирает незавидный, хлопотливый труд издателя и журналиста-сатирика, желая помочь своему народу избавиться от многовековой рабской доли. С 1769 по 1770 годы он выпускает номера журнала "Трутень", вступив в полемику с официальным изданием Екатерины II "Всякая всячина". Этот царский журнал, не сморгнув глазом, утверждал, что положение в России заметно исправилось. "Не обижайте подьячих, сдерживайте слово и избегайте всяких хлопот" - советует новоявленная Фелица, ученица Вольтера. "Добросовестный сочинитель, - рекомендует она, - лишь изредка прикасается к порокам, чтобы примером не оскорбить человечество: но, располагая другими наставлениями, поставляет читателям пример в лице человека, украшенного различными совершенствами; описывает твёрдого блюстителя веры и закона, хвалит сына отечества, пылающего любовь и верностью к государю и отечеству". "Всякая всячина" рекомендовала пишущей братии рассказывать лишь о достоинствах правительства и не расписывать чёрной краской жизнь России, в которой при новой царице все светло и прекрасно. С этими поучениями не соглашался "Трутень". Его номера, рассказывающие читателям правду о российской жизни, выходили тиражом в 600 экземпляров в неделю и расхватывались на - ура. "Всякая всячина" почти не покупалась. Н.Новиков в пятом номере "Трутня" за подписью "Правдолюбов" написал: " Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости свойственны человекам. Следовательно, они сшили из человеколюбия кафтан". В восьмом листе "Трутня" его редактор добавил: "Госпожа Всякая всячина на нас прогневалась и наши нравоучительные речи называет ругательствами. Но теперь вижу, что она меньше виновата, нежели думал. Вся ее вина в том, что на русском языке изъясняться не умеет и русских писаний обстоятельно разуметь не может, а сия вина многим нашим писателям свойственна".
Екатерина II пыталась привить русской литературе охранительные взгляды. Но редактор-императрица стала получать раз за разом оглушительные пощёчины. Каждый новый лист Н.Новикова таил для властей угрозу. В середине 1770 года "Трутень" пришлось закрыть. Далее последовало издание новых журналов того же редактора -- "Живописец" и "Кошелёк", они также были исполнены сатирического направления. Издателю и журналисту принадлежали пророческие слова: "У нас политикой в основном занимаются люди корыстолюбивые, жаждущие чинов и знатности. Невежество и праздность - причины плохой торговли. Чиновники и купцы - люди с душком лавочников. Они не думают о процветании отечества, а только о своей прибыли". Но в последующие годы Николай Иванович постепенно сближается с профессорами Московского университета, арендует университетскую типографию, включает в свою работу лучших переводчиков мировой литературы, издаёт все лучшее, что выходило в русской литературе. Это стало расцветом его просветительской деятельности. А за Н. Новиковым в кругу его друзей закрепилось прозвище "ревнителя российского просвещения".
Именно в эти годы выходят многие книги по философии и экономике, а произведения Вольтера, Дидро, Руссо, Бомарше, Мольера, Расина, Локка, Шеридана, Стерна, Свифта быстро заполняют книжные полки многих россиян. Не оставляет без внимания великий издатель своих соотечественников: Ломоносова, Сумарокова, Хераскова и особенно близкого ему по духу Фонвизина. Россия в эти годы становится просвещённой страной.
В июне 1775 года Николай Иванович был принят в масонскую ложу "Урания", куда его привёл поэт Василий Майков. Затем Н.Новиков вступил в "Астрею" и "Латону". А спустя некоторое время переходит в самую многочисленную в Москве ложу "Гармония", где в доме Гендрика (дальнего родственника царицы Елизаветы Петровны) собираются Н.Трубецкой, И.Лопухин, И Тургенев, И Шварц, С.Гамалея, А.Кутузов, а также старинный приятель просветителя В.Баженов. Московские мартинисты - так их тогда называли - охотно использовали знакомство опального архитектора с великим князем Павлом Петровичем. Василий Иванович в разные годы трижды посетил цесаревича в Гатчине, где подробно рассказал ему о деятельности ложи, а также снабдил его масонскими документами и литературой. Третий приезд архитектора в Гатчину оказался чрезвычайно тревожным. Наследник престола стал опасаться крутых мер со стороны царицы-матери: вплоть до ареста и передачи престолонаследия её внуку - великому князю Александру Павловичу (будущему Александру I). А ищейки разгневанной императрицы днём и ночью шли по следу московских мартинистов (или "мартышек", как она их обзывала).
Однако, что плохого совершали эти люди? Как выяснилось позже, они делали только благие дела: просвещали русское общество. В 1787 году, тем не менее, вышел высочайший указ, запрещавший гражданским типографиям печатать книги. Н. Новиков был лишён аренды в университете. Но в том же страшном году в России наступил неслыханный неурожай хлеба. А вчерашний просветитель стал щедрым филантропом: он до отказа набил свои амбары купленным зерном и раздавал его отовсюду стекавшимся крестьянам. Тысячи людей избежали голодной смерти. В акции спасения участвовали друзья-масоны, вносившие в общую кассу безвозмездные пожертвования. Последние деньги принёс нищий В. Баженов, с трудом старавшийся прокормить семерых своих детей.
Но Екатерина II никак не успокаивалась. По её приказу митрополит Платон Левшин подверг Н. Новикова испытанию в вере. Вот его вердикт: "Молю всещедрого Бога, чтобы во всём мире были христиане таковые, как Новиков". Николая Ивановича все же арестовали и отправили в Петербург, где его с особым пристрастием допрашивал начальник Тайной канцелярии Степан Шешковский. Просветитель предстал перед истязателем, все стены кабинета которого были увешаны иконами. Тот совершал святые молитвы, причитал, увещевал, но кнут в дело не пускал. Видимо, уважал память о его отце-воеводе. В итоге, по настоянию царицы, просветителю и филантропу был вынесен суровый приговор. Его обвинили в обогащении за счёт рядовых россиян-масонов, в вероотступничестве, шпионских связях с Пруссией, в дворцовом заговоре с целью свержения императрицы и даже в получении золота с помощью философского камня. По указу Екатерины II Николай Иванович был заточен на пятнадцать лет в Шлиссельбургскую крепость. Здесь он находился в той же камере, где когда-то по приказу Екатерины II погиб Иван Антонович - "железная маска", претендовавший на российский престол. Новиков принял приговор стоически, он ни на что не жаловался, мирно проводя свои дни с соседями по камерам - фальшивомонетчиками и прочими уголовниками. В крепости писатель провёл четыре года (до самой смерти царицы), все это время он разводил огород и выращивал отличные овощи.
Последний указ царицы "О генеральном учреждении цензуры" был датирован 16 сентября 1796 года. Через полтора месяца Екатерина II скончалась. На другой день после смерти матери Павел I освободил Н. Новикова из крепости, он даже удостоил его милостивой аудиенции. Но продолжать творческую работу просветитель уже не мог, он уехал в родовое гнездо Авдотьино, где продолжал заниматься сельским хозяйством. И прожил там ещё двадцать два года. Помилованы новым императором были все другие масоны, хотя и пострадали они поначалу сравнительно легко - ссылкой в отдалённые деревни. Многие были приближены ко двору - князья А. Куракин и Н. Репнин. Высокие чины на государственной службе получили И. Лопухин и Н. Трубецкой, они стали сенаторами. Ректором Московского университета назначили ранее опального И. Тургенева. Ближайший друг Н. Новикова блистательный архитектор В.Баженов получил от Павла I грандиозный и очень выгодный заказ - проектирование и постройку для императора-рыцаря, гроссмейстера Мальтийского ордена, Михайловского замка. Это почти средневековое здание было окружено рвами, подъёмными мостами, подземельями и сторожевыми башнями. Василий Иванович блистательно реализовал свой последний великий проект. Но сил на само строительство у него не осталось: его здоровье подконец измотали удары судьбы, которые один за другим наносила ему капризная императрица.
В. Баженов поручил окончить строительство замка каменщику, доросшему до звания зодчего, итальянцу В. Бренну. Но творения своего Василий Иванович так и не смог увидеть: он скончался в августе 1799 года. А 11 марта 1801 года в том же Михайловском замке был задушен в своей опочивальне император-масон Павел I.
Так завершился блистательный, романтический век в России. Самую видную роль в его нравственной жизни сыграли В. Баженов и Н. Новиков. Они входили в число талантливых, высоко образованных людей, названных масонским движением. Но ни архитектор, ни журналист не ставили своей целью захвата или изменения власти. Их единственной целью было просвещение и благо России.
Самым простым взглядом на несчастья этих людей могла бы показаться боязнь Екатерины II революционных красных колпаков. Но у заменившего ее Павла I тоже были свои фобии: он считал опасными смутьянами тех, кто носил круглые котелки. Император заставлял полицейских сбивать эти странные головные уборы палками. Котелки весело катились по проспектам Петербурга, подгоняемые невским ветром.
Я рассказал о судьбе двух масонов-просветителей XVIII века, которые, надеюсь, повлияли на ход отечественной истории. Только к концу этого романтического века число масонских лож в России насчитывалось около ста, в них состояло около двух с половиной тысяч братьев-масонов, причём все они были образованными людьми, представлявшими цвет нации. В братство входили писатели Александр Радищев, Александр Сумароков, Василий Майков, Михаил Щербатов. Написанные ими произведения становились популярными. А созданное поэтом Михаилом Херасковым стихотворение "Коль славен наш Господь в Сионе", положенное на музыку композитора Дмитрия Бортнянского (1751 - 1825), стало на какое-то время государственным гимном России.
Одним из самых заметных представителей масонского движения стал Александр Радищев (1749 - 1802). Он родился в богатой дворянской семье. Детские его годы прошли в подмосковном имении отца - селе Немцове. Позже мальчик жил в Москве в семье родственника Аргамакова, с детьми которого он брал уроки у профессоров только что открывшегося Московского университета. В 1762 - 1766 годах учился в Петербургском пажеском корпусе. Затем в течение пяти лет занимался на юридическом факультете Лейпцигского университета.
Окончив это широко известное в те годы заведение, он вступил в немецкого склада ложу "Урания". Александр Николаевич всерьёз занимался поэзией и философией. По возвращении в Россию (1771) Радищев был назначен протоколистом в Сенат, затем в годы пугачёвского восстания и его подавления (1773 - 1775) Александр Николаевич служил в качестве обер-аудитора в штабе Финляндской дивизии. Военная служба дала ему возможность познакомиться со злоупотреблениями помещиков, вольными манифестами казака-самозванца Емельяна Пугачёва, читать приказы военной коллегии, руководившей поимкой беглых рекрутов. Годы творившейся в стране несправедливости определили нравственный склад молодого военного юриста. В год суда над восставшими обер-аудитор (проще, прокурор) ушёл в отставку и поступил на работу в Коммерц-коллегию, где через пятнадцать лет дослужился до звания директора Петербургской таможни.
В эти годы Радищев и начал всерьёз заниматься сочинительством. А его самыми заметными произведениями стали ода "Вольность" (1783) и "Житие Федора Ушакова" (1789). Повесть эта была посвящена рано умершему другу юности, который оказал большое влияние на вольнолюбивый склад личности писателя. Но самое известное его сочинение - "Путешествие из Петербурга в Москву" (1790), в котором был нанесён жестокий удар по российскому самодержавию и крепостничеству. Книга была конфискована и до 1905 года распространялась в списках среди прогрессивно мыслящих россиян.
Свою наибольшую роль масонство сыграло в XVIII и начале XIX веков, в 1822 году указом Александра I масонские ложи были запрещены, хотя и не прекратили своего существования. Любопытно, что этот император сам был масоном, но в какой-то момент решил, что "заигрался", проповедуя вольность.
Здесь следует читателям напомнить историю возникновения масонства, а также рассказать о связях этого движения с деятельностью декабристов в России. Франкмасоны или вольные каменщики впервые появились в Англии в начале XVIII века, объединяясь в цеховые братства строителей-каменщиков или в мистические ордена по образцу средневековых рыцарей. Масоны, распространившиеся по всей Европе, стремились создать тайную всемирную организацию. В России высшей точкой масонского движения стало движение декабристов, дополнительный импульс которому придало возвращение русских офицеров в страну из Парижа после победоносной войны 1812 года. Самые радикальные из дворян-декабристов ставили своей целью уничтожение крепостного права и установление конституционной монархии путём военного переворота. Первая тайная организация декабристов со своим уставом была создана в 1817 году в Петербурге, она получила название "Союз спасения". Однако, в результате разногласия между её членами организация была распущена. А на её место был создан "Союз благоденствия", нашедший многочисленных сторонников на юге страны.
В конце ноября 1820 года, пересеклись судьбы одного из масонских, а по сути декабристских, кружков в селе Каменка Чигиринского уезда Киевской губернии, с нашим национальным гением Александром Пушкиным. Юный поэт, досаждавший царю вольнолюбивыми стихами, под предлогом служебной командировки был сослан юг, где близко сошёлся в Каменке с членами семьи владевшей этим поместьем Екатериной Николаевной Давыдовой, по первому браку Раевской. Ее сыновьями были деятельный участник Южного общества полковник лейб-гусар Василий Львович Давыдов, генерал-майор кавалергард Александр Львович Давыдов и боевой генерал, прославленный герой 1812 года Николай Николаевич Раевский. Последний, правда, в Южное общество не входил, но его можно причислить к сочувствующим декабристскому движению. Один из съездов тайного общества совпал по времени с приездом в Каменку молодого поэта. Туда же прибыли члены "Союза благоденствия" Иван Дмитриевич Якушкин, Михаил Фёдорович Орлов и его адъютант гусарский капитан Константин Алексеевич Охотников.
Посещение Каменки Пушкин описал в письме от 4 декабря 1820 года: "Нахожусь в Киевской губернии, в деревне Давыдовых, милых и умных отшельников, братьев генерала Раевского. Время моё проходит между аристократическими обедами и демагогическими спорами. Общество наше, теперь рассеянное, было недавно разнообразная и весёлая смесь умов оригинальных, людей известных в нашей России". Из Каменки в Кишинёв Пушкин приехал наэлектризованный беседами с членами "Союза благоденствия". Он посвятил им стихи, отправленные на страстной неделе 1821 года Василию Давыдову:
Уже ль надежды луч исчез?
Но нет! Мы счастьем насладимся,
Кровавой чашей причастимся, -
И я скажу: "Христос воскрес!
Переписка современников Пушкина донесла до нас один из знаменательных диалогов, который вели члены "Союза благоденствия": - Если бы теперь существовало тайное общество, вы бы к нему не присоединились бы? -- Напротив, наверное бы присоединился. - В таком случае давайте руку!
Сохранилась даже клятва, которую должен был произнести юный поэт, перед тем как вступить в братство: "Клянусь пред Всемогущим строителем вселенной и пред сим собранием, чтобы всеми моими силами стремиться к тому, чтобы сохранить себя в неколебимой верности Богу, закону, правительству, отечеству и сему братству". Разумеется, Александром Сергеевичем руководили юношеский запал и нелюбовь к Александру I, к этому властителю слабому и лукавому. Позже, в зрелые годы, связи поэта с братством заметно ослабевают.
Не буду подробно останавливаться на дружбе поэта с лицейскими однокашниками Иваном Пущиным и Вильгельмом Кюхельбекером, деятельными декабристами, участниками восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Об этом хорошо осведомлён каждый добросовестный старшеклассник. Но стоит, наверное, напомнить, что Пушкин довольно тесно общался с руководителями Тайного общества. С Павлом Пестелем Александр Сергеевич познакомился во время ссылки на юге в 1821 году и записал тогда же в дневнике: "Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю". Несмотря на ум заговорщика поэт никогда не мог бы с ним сблизиться: он разглядел в нем жестокость, полученную по наследству от отца -- сибирского губернатора-злодея. Более короткие отношения установились с Кондратием Рылеевым: ведь оба они были поэтами, знаменитый декабрист издавал в 20-ые годы альманах "Полярная звезда", Александр Сергеевич же, спустя десятилетие, - журнал "Современник". Пушкин познакомился с Рылеевым незадолго до своей высылки из Петербурга весной 1820 года. В самом начале 1825 года, незадолго до выступления декабристов, между поэтами началась оживлённая переписка. Первое письмо привез в село Михайловское старинный приятель-лицеист Пущин. Рылеев писал: "Я пишу к тебе "ты", потому что холодное "вы" не ложится под перо". Переписка двух поэтов имела чисто литературный характер. Александр Сергеевич к стихам Рылеева относился более чем сдержанно, однако, его лучшее произведение - "Войнаровский" - оценил высоко. Бунтарская поэма искренне взволновала великого поэта. Чужой талант всегда находил отзвук в его щедром сердце.
Другим поэтом, состоявшем в дружеской переписке с Александром Сергеевичем, был Фёдор Глинка, создавший знаменитое произведение "Узник":
Не слышно шуму городского,
В заневских башнях тишина!
И на штыке у часового
Горит полночная луна!
Оно написано в 1826 году, когда многие участники подавленного царем Николаем I выступления сидели в Петропавловской крепости. (В том же году, только несколько позже, было создано знаменитое пушкинское послание декабристам в Сибирь). Федор Глинка был масоном, состоял в "Союзе благоденствия", но незадолго до восстания вышел из тайного общества. Император не помиловал и его: поэт три месяца просидел в крепости, а затем был сослан в Петрозаводск. С Пушкиным он постоянно поддерживал добрые приятельские отношения. Сравнительно недавно было установлено, что масонская клятва, принятая юным Александром Сергеевичем в селе Каменка, хранилась в архиве Фёдора Глинки и, возможно, именно им была написана.
Вот такое сообщество друзей-декабристов окружало великого поэта. Южная ссылка со временем была заменена ссылкой под надзор полиции в родовое имение в селе Михайловском. Накануне исторических событий 14 декабря 1825 года поэт, решивший прервать своё затворничество, отправился в Петербург. Было в этом поступке какое-то мистическое наваждение. Но заяц перебежал дорогу кибитке Пушкина (нехорошая примета!), пришлось возвратиться назад.
Царь-палач Николай I, после подавления восстания вернул поэта в столицу и без обиняков спросил Пушкина:
- С кем бы ты был 14 декабря?
- Конечно, со своими друзьями, на Сенатской площади.
В ответ на это чистосердечное признание царь милостиво согласился быть личным цензором поэта. Он также дал возможность работать Александру Сергеевичу в архивах над историей Петра I. Уж лучше бы он этого разрешения и не давал! По мере погружения в документы поэт приходил в тихий ужас: история Петра I может быть сопоставима по своей жестокости только с историей Ивана Грозного. Поэтому сей труд, естественно, не был завершён.
Интерес Пушкина к масонскому движению со временем начал ослабевать. Известен эпизод из жизни поэта, когда живописный портрет Пушкина писал с натуры знаменитый Василий Тропинин (1776-1857) Художник подавал поэту тайные масонские знаки. В ответ Александр Сергеевич пригрозил рисовальщику пальцем: побаловались, мол, и хватит. Однако, мысли о масонском движении, о его героях, способных пойти на жертвенный подвиг во имя освобождения народа от позорного рабства, Пушкина не покидал никогда. В последний год жизни поэта (1836) в его черновиках сохранилась статья о неистовом вольнодумце Александре Радищеве, о котором матушка Екатерина II сказала: бунтовщик хуже Пугачёва. Когда у меня возникают сомнения об исторической достоверности каких-либо фактов или внутренних убеждений моего героя, я всегда прибегаю к словам Пушкина. Ибо гений всегда прав. Вот фрагмент из статьи о Радищеве:
"Мелкий чиновник, человек без всякой власти, без всякой опоры, дерзает вооружиться против общего порядка, против самодержавия, против Екатерины! У него нет ни товарищей, ни соумышленников. В случае неуспеха он один отвечает за все, он один представляется жертвой закону. Мы никогда не почитали Радищева великим человеком... Но со всем тем не можем в нем признать преступника с духом необыкновенным, политического фанатика, заблуждающегося, конечно, но действующего с удивительным самоотвержением и рыцарской совестливостью". Стихи великомученика масонского движения и по сей день возвышают души читателей, они поистине проникнуты духом рыцарской совестливости:
Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду?
Я тот же, что и был и буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!
Дорогу проложить, где не бывало следу,
Для борзых смельчаков и в прозе, и в стихах,
Чувствительным сердцам я в страх
В острог Чулимский еду.
Не случайно Пушкин в одной из версий своего поэтического завещания "Я памятник себе возник нерукотворный" (1836) поставил слова:
...вослед Радищеву восславил я свободу...