Миф о "мужицком" царе (детектив XIX века )
Пожалуй, ни один из наших правителей не был овеян таким мифотворчеством, как предпоследний из династии Романовых, Всероссийский император Александр III (1845–1894). Он, мол, и миротворец, и усмиритель бесов-революционеров, и кормилец русского мужика. Говоря современным языком, тут потрудилась целая команда имиджмейкеров. А больше всего – сам царь, эдакий трехаршинный детина, носивший на макушке лихо, заломленную кубанку, а на груди – бороду лопатой. Что и говорить, этот простодушный с виду хитрован умел пускать пыль в глаза православному народу. Вот один из случаев…
Однажды царский поезд застрял на глухом полустанке, и жители окрестных деревень, проведав о том, собрались поглазеть на свалившееся с неба чудо. Александр Александрович тогда же приподнял ненароком вагонное оконце и выставил напоказ свою богатырскую стать: вот, мол, я – полюбуйтесь…
- Эх, мать-перемать! – воскликнул оказавшийся рядом лапотник. – Вот это царь так царь! – И добавил от избытка чувств еще несколько нецензурных слов. Да так, что бывшие при исполнении жандармы кинулись вязать матершинника.
- Отпустите его, - ласково сказал из окошка государь. И поманив к себе пальцем заскорузлого поселянина, протянул ему четвертную с собственным портретом на лицевой стороне. – Бери, мужичок, на память. Бери и не забывай меня…
Забулдыга, разумеется, пропил царский подарок. И правильно сделал! Но народная молва о добром, «мужицком» монархе долго еще куролесила по православным весям и даже докатилась до наших дней.
Всю эту игру в простодушие тонко оценил скульптор Паоло Трубецкой, изваявший уникальный памятник. В центре северной столицы в 1909 году в память о почившем монархе был установлен конный монумент. На водовозной кляче с раздувшимися боками нелепо восседал меланхоличный и одутловатый детина. Прохожие в нем сразу же признали достопамятного государя. А питерские острословы тотчас сочинили стихи:
На дворе стоит комод,
На комоде – бегемот,
На котором – обормот.
Точно так же, художественно тонко и реалистично, воссоздан портрет царя-миротворца в знаменитом фильме наших дней «Сибирский цирюльник». В финале картины ее создатель Никита Михалков, сыгравший роль Александра III, восседает на коне в лихо заломленной кубанке. Посреди кремлевского двора он выкликает фальцетом слова о неизбывной любви к Отчизне. Но лазорево ясные глаза царя полны небесной пустоты, они не несут в себе ни тепла, ни доброты. И даже говорят об обратных чувствах. Таким, собственно, и был этот псевдонародный и совсем не гуманный радетель русской земли.
Самую точную, на мой взгляд, оценку царствованию всемогущего самодержца, длившегося с 1881 по 1894 год, дал историк и писатель начала ХХ века: «Русский стиль Александра III был такой же мнимый и пустой, как и все царствование этого «народного» царя. Не имевший, вероятно, в своих жилах ни единой капли русской крови, женатый на датчанке, воспитанный в религиозных понятиях, какие внушал ему знаменитый обер-прокурор Синода К.Победоносцев, он хотел, однако, быть «национальным и православным», как об этом часто мечтают обрусевшие немцы. Эти петербургские и прибалтийские «патриоты», не владея русским языком, нередко искренно считают себя «настоящими русскими»: едят черный хлеб и редьку, пьют квас и водку и думают, что это «русский стиль». Александр III тоже ел редьку, пил водку, поощрял художественную «утварь» со знаменитыми «петушками» и, не умея грамотно писать по-русски, думал, что он выразитель и хранитель русского духа». (Г. Чулков)
Александр Александрович Романов родился 26 февраля 1845 года в Петербурге в императорской семье – у Александра II и его супруги Марии Александровны (принцессы Гессен - Дармштадтской). Он был вторым сыном по старшинству и вовсе не собирался наследовать престол: оттого занятиям с ним не придавали большого значения. Среди его учителей, однако, встречаются заметные имена: историк С.Соловьев (1820-1879), военный специалист М.Драгомиров (1830-1905) и, наконец (внимание!), юрист К.Победоносцев (1827-1907). Этот последний, оказавший решающее воздействие на неоперившегося юнца, получил в 1880 году от государя должность обер-прокурора Священного синода, а от своих недоброжелателей и оппонентов – прозвище «злого гения России».
Юный Александр на пороге своего духовного развития представлял собой как бы полый сосуд: чем заполнишь его, тем он и будет. А дурное воздействие на него Константина Победоносцева пришло постепенно, не сразу. Будущий мужицкий царь походил поначалу на лесоруба, нечаянно оказавшегося в компании галантных кавалеров. Он любил проводить время в угрюмом одиночестве, предпочитая всему длительные прогулки по Гатчинскому парку и занятия физкультурой. В доме Романовых его награждали ласковыми прозвищами: мопс, бычок, домашний Геркулес. Сам же молодой великий князь готовил себя к самой заурядной карьере (не выше полковника), читал мало, недолюбливал шибко образованных. Его духовный багаж был предельно прост: все русское – святое, все иностранное – дьявольское.
И тут произошла беда: 11 апреля 1865 года на курорте в Ницце после тяжелой болезни позвоночника, ставшей следствием падения с лошади, умер старший сын императора – Николай Александрович. Это была трагедия для России, которой широко мыслящий цесаревич обещал дать очень много. И, уж во всяком случае, продолжить реформы своего отца, царя-освободителя. Так по воле злого рока наследование престола перешло к «косолапому Сашке», абсолютно не пригодного к этой новой для него роли.
В среде всеобщей пустоты,
Всеобщего паденья,
Какого смысла ищешь ты,
Какого примиренья?
Кому назначено орлом
Парить над русским миром,
Быть русских юношей вождем
И русских дев кумиром…
(А. Некрасов, стихи 1861 года)
Тогда же произошли перемены в личной жизни великого князя Александра, до той поры мечтавшего о княжне Марии Мещерской. Но случилось так, что умирающий цесаревич Николай сам соединил руки помолвленной с ним датской принцессы Дагмары и неотлучно находившегося с ним младшего брата. И хотя неотесанный Александр не стоил и мизинца умной и благородной невесты, их свадьба состоялась уже в конце 1866 года – через полтора года после смерти незабвенного Николая. Принцесса-лютеранка приняла православную веру, стала именоваться Марией Федоровной. А своему первенцу, родившемуся в 1868 году, дала имя своего возлюбленного – Николая. Этот плод трагической любви оказался последним императором из династии Романовых, царем-великомучеником Николаем II (1868-1918).
Но это предстояло в будущем. А пока новый наследник получал утешения от обаятельной жены-датчанки, излучавшей изящество манер и благородство ума. Молодая чета надолго переселилась в Царское Село, где в теплое время пила чай на балконе и устраивала музыкальные вечера. В их компании составился свой маленький оркестр, где первую скрипку играл принц Ольденбургский, а сам счастливый супруг попеременно опробовал английский рожок и кларнет. В конечном итоге он выбрал самый мощный духовой: бас-геликон. Концерты с участием цесаревича особым успехом пользовались в здании Адмиралтейства.
«Идут, идут гвардейцы Грюнвальдского полка» - дудел на медном змее-горыныче довольный жизнью и немного растолстевший Альхен. Именно таким именем уместно называть будущего императора, поскольку мать и отец, бабушки и дедушки, а также прабабушки и прадедушки, почти вся родня его, вышла из немцев. В их жилах циркулировала кровь исключительно династии Гогенцоллернов, бранденбургских курфюрстов с начала XV века, позже – прусских королей и германских императоров. Чистыми немцами были Павел I, Александр I и, конечно уж, жестокосердный и тупой Николай Палкин.
Некоторые придворные нередко сравнивали Александра III с его дедом Николаем I. И даже вслух говорили об этом. Но сам он, трезво оценивая себя, смиренно отвечал: нет, я не дорос до него, я не высечен из камня, я мягче и добрее.
Это стало возможным по одной причине: датчанка Дагмара (она же Мария Федоровна) внесла в жизнь онемеченного двора много женственности и тепла. При ней начало процветать меценатство, проявляться интерес к творчеству писателей, художников, музыкантов.
При этом царица никак не могла забыть о территориальных притеснениях, которым маленькая Дания подверглась со стороны Германии, оттяпавшей в свою пользу герцогства Шлезвиг и Гольштинию. Дагмара воздействовала на нечаявшего в ней души супруга и подогревала в нем анти-германские настроения. В правление Александра III в Зимнем запретили говорить по-немецки. Сложилось парадоксальное положение: вокруг трона Романовых толпилось множество российских и остзейских немцев. Выходцы из Германии занимали руководящие посты в армии, министерствах и департаментах. Они говорили по-русски, славили все только русское, с опаской поглядывая на западного соседа.
А сама Германия, где разрозненные княжества объединились вокруг Пруссии, стала мощной, агрессивной, милитаризованной державой. Это стало возможным благодаря усилиям железного канцлера Отто фон Бисмарка (1815-1893), провозгласившего на весь мир, что вопросы века решаются не разговорами дипломатов, а железом и кровью. Такая политика быстро дала результат: Германия за короткое время выиграла три войны: против Дании (1864), Австрии (1866), Франции (1871). Под руководством немецкого канцлера образовался Тройственный союз (1882), направленный против России и Франции. И это, естественно, толкнуло две последние страны в объятия друг друга.
В русском обществе начался рост анти-германских настроений. А во главе патриотов встала весьма авторитетная группа, так называемая «русская партия» (генерал М.Скобелев, поэт и критик C.Аксаков, историк и философ Ю.Самарин), призывавшая к сплочению славян вокруг России. Это происходило, несмотря на то, что дворы Петербурга и Берлина были связаны кровными узами; и здесь и там кузены и кузины, дядья и племянники, все они произрастали из одного корня – Гогенцоллернов. Нас особенно интересует роль и доля участия наследника русского престола Александра в освобождении балканских славян от турецкого ига (война 1877-1878 годов). Здесь, на театре военных действий, косолапый Альхен столкнулся с другим нашим главным героем – славным генералом Михаилом Скобелевым (1843-1882). Они сошлись так, как притягиваются иногда друг к другу косность и талант, малодушие и геройство, низость и благородство…
Император Александр II поручил своему сыну стоять с Рущукским отрядом на берегу Дуная, препятствуя туркам форсировать реку. В письме своему наставнику К.Победоносцеву наследник престола в конце лета написал: «Поначалу все шло хорошо, и можно было надеяться на скорую победу, а тут вдруг эта несчастная Плевна!»
Этот эпизод с упомянутой грозной крепостью заслуживает особого пояснения. Виновником случившегося стал именно он, Александр Александрович, уклонившийся от сражения с армией Османа-паши. В результате турки укрепились в крепости Плевна в тылу у наступающей русской армии и стали ей угрожать. Рущукский отряд цесаревича бездействовал, из-за чего стали неизбежными наши огромные потери при трех штурмах Плевны.
Только в конце ноября 1877 года после долгой осады крепость удалось взять. Инициатива вновь перешла к русским. Скобелев же и его солдаты проявили чудеса храбрости и ратного таланта в битвах за Плевну, в сражении при Шипке-Шейново, при взятии Адрианополя. Походным маршем героев стала песня на знакомые всем с детства стихи:
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам,
Их селы и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне…
(А.С.Пушкин, «Песнь о вещем Олеге»)
Мы привели лишь эпизоды из освободительной войны. И возвращаемся теперь в российскую столицу, где состоялась встреча главных персонажей. Позволю себе процитировать финал исторического романа одного из наших видных мастеров:
«В конце мая 1881 года Михаил Дмитриевич прибыл в Санкт-Петербург, но уже по повелению другого государя. На Николаевском вокзале его ожидала триумфальная встреча восторженной толпы, о чем не преминул доложить новому императору официально встретивший Скобелева князь Долгоруков.
- Ну, и на что это было похоже? – брюзгливо поинтересовался Александр III.
- Это было весьма похоже на возвращение Бонапарта из Египта, Ваше Величество.
Ровно через тринадцать месяцев генерал от инфантерии Михаил Дмитриевич Скобелев внезапно скончался при весьма загадочных обстоятельствах».
(Б. Васильев, «Есть только миг»)
Здесь содержится, если не утверждение, то, по крайней мере, намек на истинного виновника гибели боевого генерала. Александр III, при всем желании казаться добряком и рубахой-парнем, не был столь прост. Повесив революционеров-цареубийц (Софью Перовскую вместе с ее товарищами), император забился в мрачный Гатчинский замок, где неукоснительно исполнял предписания своего серого кардинала, лидера торжествующего мракобесия К.Победоносцева. Царь, ложась спать, заглядывал под диваны и кровати, проверял шнурки от звонков, засовы и замки от дверей.
Если повешенье террористов можно как-то понять, то предполагаемое многими физическое устранение национального героя остается самым темным пятном на совести предпоследнего монарха из дома Романовых. Но отчего вдруг при дворе Александра III возник испуг перед фигурой славного генерала? Ответ прост: недалекому правителю, обывателю на троне, стало казаться, что кто-то претендует на его престол. Скобелев показался придворным самой нелояльной по отношению к монарху фигурой. Высокопоставленные завистники подозревали Михаила Дмитриевича в мечтах о маршальском жезле и даже об императорской короне. После балканской кампании они держали его на скромной должности командира 4-го пехотного корпуса, расквартированного в Минске.
Примем во внимание брожение настроений и с противоположной стороны. После Берлинского конгресса (1880) О.Бисмарк и его союзники попросту обворовали Россию, лишив ее многих победных завоеваний. В нашем обществе ещё более возросли анти-германские настроения. И ни для кого не было секретом, что 85-летний Вильгельм I Гогенцоллерн (1797-1888) приходится двоюродным дедом нашему царю Альхену. В славянофильских кругах все чаще возглашалась мысль: не пора ли сменить немецкую династию, 300 лет правящую Россией, великорусской. Кто-то из горячих голов называл Скобелева будущим русским царем Михаилом III. Все это вело к трагической развязке.
В 1882 году Михаил Дмитриевич Скобелев посетил Париж и сделал несколько слишком смелых заявлений: «В России есть только одна организованная сила – армия; и в ее руках – судьба России»; «Нужен лозунг, понятный не только в армии, но и в широких массах. Таким лозунгом может быть только провозглашение войны немцам».
В русской армии было немало солдат и командиров, готовых пойти за Скобелевым в огонь и воду. Даже в высшем генералитете находились люди (Драгомиров, Дохтуров, Воронцов-Дашков, Щербатов), критически отзывавшиеся об Александре III. Сказывалась старая обида военных, которым после разгрома турецкой армии не позволили занять Константинополь. Известный народник С.Степняк-Кравчинский открыто писал позднее о планах дворцового переворота, задуманного генералом Скобелевым. Но никаких данных о военной организации, пытавшейся в 80-е годы повторить подвиг декабристов, не имеется. Разговоры, однако, шли. Это могло толкнуть людей из Зимнего дворца прибегнуть к услугам наемных убийц.
Все свершилось в конце июня 1882 года в Москве. Но еще раньше – 21 апреля в Зимнем – состоялась встреча Скобелева с государем, которая ни к чему хорошему не привела, собеседники не нашли общего языка. 22 апреля генерал отбыл в Минск на маневры своего корпуса. Жизнь героя уже висела на волоске. «Я знаю, мне не позволят жить» - записал тогда Скобелев. 22 июня генерал, завершив военные учения в Белоруссии, приехал в Москву. Здесь он встретился с ближайшим другом И. Аксаковым (1823-1886), которому отдал какие-то ценные бумаги и сказал на прощанье: я всюду вижу грозу. 24 июня он разместился вместе с ординарцами в гостинице Дюссо, выходившей окнами на Театральный проезд близ Большого театра.
Увы, теперь оставался последний день жизни героя. 25 июня генерала видели в ресторации «Англия», находившейся на пересечении Петровки и Столешникова. Здесь, по свидетельству очевидцев, его пыталась развлечь певица и кокотка, немочка из Риги Ванда (она же Хельга Ивановна Толе). Посетители ресторации также отметили, как к Михаилу Дмитриевичу в какой-то момент подсел высокий господин иностранной внешности и предложил вместе выпить шампанского. Затем Ванда увела Скобелева в свой номер, находившийся во флигеле во дворе ресторации. Ровно в час ночи оттуда раздался ее крик: ах, Майн Готт, у меня в номере мёртвый русский официр!
Вот, собственно, все, что нам доподлинно известно. Уже на другой день прозектор Московского университета профессор Найдинг произвёл вскрытие тела генерала, но следов яда не обнаружил. Но бывают ведь и быстро улетучивающиеся вещества, возможно, что высокое начальство приказало профессору держать язык за зубами. А из Петербурга в Москву сестре героя Надежде Дмитриевне пришла телеграмма, обильно политая крокодиловыми слезами:
«Страшно поражен и огорчен смертью вашего брата. Потеря для русской армии трудно заменимая и, конечно, всеми военными сильно оплакиваемая. Грустно, очень грустно терять столь полезных и преданному своему делу деятелей. Александр III».
Конечно же, это была великая потеря для всей России, для самых простых русских людей, которые со Скобелевым связывали свои надежды. Через три дня, в день похорон героя, крестьяне из Рязанской губернии двадцать верст на своих руках пронесли гроб с телом Михаила Дмитриевича – от станции Раненбург до его родового имения Спасское. Его могила была украшена желтыми цветами, составившими слова: Честь и Слава!
Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава – отрада;
Победой прославлено имя твое;
Твой щит на вратах Цареграда;
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе…
( А. Пушкин, «Песнь о вещем Олеге»)
Разумеется, скобелевский боевой конь Баязет был здесь ни при чем. Но черная лента, обвившая богатыря, прибившего щит на вратах Константинополя. Но бесследно растворившийся змеиный яд… Боже, как поэт все предугадал!
Осталось провести, как говорится, следственный эксперимент. И я взял под руку старого друга, знаменитого москвоведа Льва Колодного и поспешил вместе с ним к перекрестию Петровки и Столешникова переулка. Вот то самое место…
- Старик, прошло 120 лет, - говорит мне Колодный, - трудновато что-нибудь восстановить…
- Жаль, что ничего не осталось, - поддакиваю.
- Не горячись. Я как-никак заглянул в старую адресную книгу, изданную до революции Сувориным. Кое-что осталось: магазин мехов, ювелирный, кондитерский…
Мы отсчитываем на пустыре сотню шагов и оказываемся на том самом месте, где по нашим расчетам во дворе во флигеле жила несравненная Ванда или, если угодно, Хельга Ивановна. Как же она была хороша: платиновая блондинка с фиалковыми глазами, с завораживающим голосом, настоящая сирена.
- А ты не допускаешь следа германской разведки? – спрашивает Лев.
- Скобелев не представлял угрозы для Германии, у него не было никакой власти.
- Тогда остается один вопрос: кому это выгодно?
- Более всего – царю.
- Думаешь, Ванда что-то подмешала в любимое генералом вино «Шато Икем»?
- Это версия писателя Бориса Акунина! Кстати, похоже на правду!
Вот мы и проходим до конца короткий Столешников переулок. И оказываемся возле копыт бронзового коня.
А ведь на этом самом месте почти сто лет назад, в 1912 году, возвышался знаменитый конь Баязет с сидящим на нем «белым генералом». В мрамор постамента были впаяны сцены скобелевских побед. Рядом с генералом – барабанщик: он все бьет и бьет свою неумолчную дробь. И, подняв штыки новомодных тогда берданок, наши чудо-богатыри устремляются в свой последний бой. И разносится над Россией марш-припев, которым они всегда завершали «Песню о вещем Олеге»:
Так громче музыка играй победу!
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит.
Так за царя, за Русь, за веру
Мы грянем громкое «ура-ура-ура»!
- Этот памятник был один из лучших в Москве, - говорит Колодный, - его изваял соратник Скобелева по ратным делам подполковник А.Самонов. Уверен, когда-нибудь его восстановят, хотя бы на том месте, где погиб герой… Итак, покончив с заговорщиками – настоящими и мнимыми – Александр III принялся за текущие государственные дела. И здесь на самый передний край выплыла мрачная фигура обер-прокурора Победоносцева. Этот человек, похожий на нетопыря, - с плоским лицом, оттопыренными ушами, крошечными очками – когда-то был дружен с Достоевским. Они вместе посещали всенощные молебны, потом вместе за большим самоваром мечтали о переустройстве святой России. Но если писателем руководила любовь к брату-человеку, то прокурором – только ненависть к выдуманным врагам.
Константин Победоносцев целиком завладел душой своего воспитанника, взошедшего в марте 1881 года на российский престол. И с помощью нового императора начал душить реформаторов. Он, как верный пестун, лелеял бородатого детину, у которого не было ни одной самостоятельной идеи. Формулой управления Россией стали победоносцевские слова: победить путём беспощадной борьбы, железом и кровью.
21 апреля 1881 года Александр III, долгое время укрывавшийся в Гатчине, появился на людях в Зимнем дворце. Здесь шло заседание министров, обсуждавших передачу народным представителям некоторых функций государственного управления, то есть введения в стране конституции. Вопрос этот, по сути, был решен предыдущим монархом, оставалось только утвердить его на совете министров. Выступали по очереди: министр внутренних дел Михаил Лорис-Меликов (1825-1888), министр обороны Дмитрий Милютин (1816-1912), министр экономики Александр Абаза (1821-1895). Царь нетерпеливо отводил свой взгляд от этих безответственных болтунов, ища опору в насупленном каменном лице обер-прокурора.
А спустя короткое время вышел монарший манифест:
«Превозмогая душевную боль, мы прислушиваемся к голосу Бога, который повелевает нам решительно встать во главе абсолютной власти. Вверяясь Провидению и возлагая надежды на силу и законность самодержавия, мы считаем себя призванными защищать его. Отныне мы станем вершить судьбы нашей империи, которые будут обсуждаться между Богом и нами. Александр III».
Программа нового правления просматривалась на много лет вперед. В образовании фактически ликвидировалась университетская автономия, со строптивыми юношами поступали просто – отдавали в солдаты, циркуляром «О кухаркиных детях» ограничили доступ бедняков в гимназии, закрыли женские курсы во всех городах, кроме столицы, все начальные народные школы передали в ведение Святейшего синода. Чем меньше будет умников, тем лучше: так рассудил император.
Правительство Александра III ограничило и суд присяжных, желая вернуться к милому принципу смешения судебной и административной власти, мировые суды закрыли, а новый цензурный устав окончательно задушил оппозиционную прессу, были запрещены «Отечественные записки», «Голос» и ряд других изданий. В сельской местности введена должность земских начальников, в городах также изменилось самоуправление, малоимущих горожан лишили права выбирать и быть избранными.
На окраинах империи проводилась насильственная русификация. Царил и религиозный гнет, особенно для тех, кто исповедует иудаизм, от которых якобы идут все беды. Правитель России установил для евреев так называемую черту оседлости, запретив им находиться в столичных городах. Даже такому живописцу с истинно русской душой, как Исааку Левитану, не разрешалось какое-то время проживать в Москве и Петербурге.
В церковных делах, где главной фигурой оставался К.Победоносцев, сгустилась тьма. Этот поистине страшный колдун из гоголевской «Страшной мести» душил репрессиями все вверенные ему духовные академии и семинарии. Обер-прокурор командовал архиереями и митрополитами, словно собственными лакеями. Роднее всего ему были доносчики и провокаторы.
Императору оставалось еще покончить с министрами-реформаторами, доставшимися ему от прошлого царствования. Что вскоре и произошло. Так в стране свершился тихий, почти никем не замеченный государственный переворот. Так взамен взятого ранее курса на демократизацию России, реформирования общественных институтов и экономики был установлен тиранический режим. Наступило время вылезания наверх всякой нечисти. Теперь на первое место ставились не гражданская доблесть и деловые качества людей, а личная преданность царю и его серому кардиналу. Один за другим стали исчезать из поля зрения славные сыны Отечества, а их места заняли наглецы, мошенники, идиоты. Современники это остро почувствовали.
Вот что записала в своем дневнике содержательница столичного салона, генеральша Богданович, оценивая новых людей, занявших высокие посты: «Филиппов, инспектор финансов, - беспринципный человек, настоящий мошенник, Вышеградский, министр финансов, - не имеет ни грамма ума, Хубене, министр путей сообщения, - позер и наглец, Воронцов, министр императорского двора, - пьяница и идиот, Маносеин, министр юстиции, - ниже всякой критики. И в руках таких людей судьба России!»
А вот как о том же самом судили древние мудрецы: «Тиранический человек в первые дни приветливо улыбается всем, а о себе утверждает, что он вовсе не тиран. Если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они продались неприятелю. Тирану надо зорко следить за тем, кто мужествен, кто великодушен, кто разумен, кто богат. Благополучие тирана основано на том, что он поневоле враждебен этим людям и строит против них козни, пока не очистит от них государство».
(Платон, «Государство»)
Не было более скучных лет, чем время правления Александра III. Но почти задушенная крамола продолжала тлеть под пеплом. Иногда даже казалось, что из случайно оброненной искры вот-вот возгорится пламя. В декабре 1883 года в Гатчинском парке подполковник Судейкин, охранявший особу императора, был смертельно ранен революционерами. Сам государь отделался пустяковой царапиной. Это потребовало усиления слежки. А подозревались все. Людей теперь преследовали не за деяния, а за мысли.
Но и подобные меры не помешали новому заговору 1 марта 1887 года – в годовщину шестилетия убийства Александра II. В этот день полиция схватила студентов, готовящих взрыв экипажа самодержца на Невском проспекте. Свой динамит притворные грамотеи, оказывается, прятали под обложками полых внутри учебников. Были установлены и личности недоучившихся студентов. На их квартирах обнаружили револьверы, взрывчатку, типографские станки. Дальнейшее следствие привело к руководителям террористической группы Петру Шевыреву (1866-1887) и Александру Ульянову (1866-1887). Вот, оказывается, кто были главари радикальной фракции «Народной воли».
Изучая материалы следствия, Александр III нервно вздрагивал и восклицал: Господь меня спас… это настоящая Парижская коммуна…
Обвиняемые предстали перед сенатским трибуналом. Суд над молодыми людьми был неправедный и жестокий. Не помогли и слезы Марии Ульяновой (1835-1916), матери сынов-революционеров. Ничто не трогало черствую душу монарха. 11 мая 1887 года старший брат Ульянова-Ленина был повешен вместе с товарищами во дворе Шлиссельбургской крепости.
И это было не единичное выступление. В 1885 году прокатилась волна стачек на Морозовской фабрике в Орехово-Зуеве. Затем последовали маевки в Петербурге, забастовки на Хлудовской мануфактуре в Рязанской губернии, беспорядки в депо Ростова-на-Дону, массовые выступления против властей в Шуе, Минске, Тифлисе.
Душно! без счастья и воли
Ночь бесконечно длинна.
Буря бы грянула, что ли?
Чаша с краями полна!
Грянь над пучиною моря,
В поле, в лесу засвищи,
Чашу народного горя
Всю расплещи!..
(А.Некрасов, стихи 1868 года)
При всей инертности Александра III и его окружения страна усилиями нескольких поколений совершила рывок в новый XX век и стала равноправной европейской державой. Вместе с другими странами Европы она не останавливалась на пути капитализации и технического прогресса. Именно в годы царствования Александра III по инициативе одного из немногих талантливых министров Сергея Витте (1849-1915) было принято решение о сооружении Транссибирской магистрали. Линия Челябинск – Омск – Иркутск – Хабаровск – Владивосток протяженностью 7 тысяч километров к началу нового века была практически завершена. Она связала европейскую часть России с Сибирью и Дальним Востоком, что дало стране невиданное приращение ресурсов. Но это же привело к столкновению с восточным соседом – Японией.
Шефом строительства Александр Александрович назначил своего наследника, будущего царя Николая II (1868-1918). При первом же посещении наследником японского города Отсу произошёл инцидент: на цесаревича с криком «я самурай» напал какой-то фанатик. Николай Александрович получил рану головы. Самурай же был убит. Этот случай заставил русского царя немедленно вернуть сына на родину, где он принял участие в торжествах по случаю открытия Транссибирской магистрали. За свою любовь к строительству стальных путей Александр III даже получил прозвище «царь-железнодорожник».
С железной дорогой связан и случай, укоротивший по всей видимости жизнь монарха. Этот эпизод из его царствования получил название: чудо в Борках.
Все хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю…
Быстро лечу я по рельсам чугунным,
Думаю думу свою…
(А.Некрасов, «Железная дорога»)
Однажды осенью царская семья возвращалась домой, в Зимний, после отдыха в любимой Ливадии. У полустанка Борки в Харьковской губернии царский поезд развил неслыханную скорость (С.Витте предостерегал против этого, предвидя технические неполадки). Но на все, как говорится, есть русское слово «авось». Вся благословенная императорская семья изволила откушивать в этот час в вагоне-ресторане. «Ох, и быстро же лечу я по рельсам чугунным!» - размышлял государь, поглаживая пышную бороду. И вот сейчас, во время обеда, наступал священный миг: к столу подавали любимую августейшим монархом гурьевскую кашу, а в придачу к ней в кувшинчике – особо взбитые сливки.
И вдруг!.. Все накренилось куда-то, загремело, посыпалось… «Ах, дети мои!» - истошно закричала царица Мария Федоровна и стала вылезать в вагонное окно. А самому Александру Александровичу почудилось, что на него рухнул небесный свод. Но это была всего лишь вагонная крыша. Царь изо всех сил напряг свою бычью шею. Он несколько минут упирался в потолок, удерживая его, пока не подоспела помощь. Всемилостивейший монарх оказался, наконец, на путях. С неба крапал холодный дождь, насквозь пронизывал осенний ветер. Какой-то служащий подал ему тяжелую шинель с медными двуглавыми орлами. «Слава Богу, кажется, все мы живы!» - сказал император и осенил себя православным крестом. Только вот лакей, не выпуская из рук кувшинчика со сливками, неподвижно лежал поперек путей. Но запаха гари в воздухе не было. То оказалась обычная дорожная авария. Правда, погибло при ней 23 человека, а 19 получили серьезные увечья.
Константин Победоносцев в выпущенном по случаю спасения царской семьи торжественном манифесте провозгласил: «Мы склоняемся, благословенно и смиренно перед непостижимым Божественным промыслом. Мы твердо верим в то, что Господь ниспослал нам эту милость».
По Руси тотчас поползли разговоры о том, что православный царь еще не раз выдюжит и при всех самых страшных событиях спасет страну. Монарх всех нас непременно спасет, как не дал он погибнуть большинству находившихся в поезде. Да и в самом деле, как показал дальнейший ход истории, Россия не пропала.
Но вот то ли из-за того дорожного случая, то ли за какие-то грехи у Александра III стала развиваться неизлечимая болезнь – почечная недостаточность или уремия. Тем же недугом, кстати, страдал и Петр Великий. Как и далекий предок, Александр Александрович терял жизнеспособность. Он становился толстым и плаксивым. Отдалил от себя надоедливого змея-искусителя Победоносцева. Зато увлекся другим змеем – зеленым. Каждый вечер в царские покои тайком от царицы проникал генерал Черевин, пьяница и дурак. Он проносил за голенищами дутых генеральских сапог плоские фляжки с коньяком. И монарх расслаблялся, стремительно укорачивая остаток своей жизни.
Приходилось думать и о наследнике. Сын императора Николай Александрович рос красивым, избалованным, заласканным юношей. Цесаревич с отрочества особенно увлекался женщинами. Первой его пассией стала балерина Кшесинская, на которой Никс собирался даже жениться. Но будущее великой империи, конечно же, должно было решаться не за театральными кулисами. Николай II, женившийся позже на принцессе Гессенской Аликс (Александре Фёдоровне), был по существу уютным, семейным человеком, затянутым неведомыми вихрями в водоворот всемирной истории.
В качестве «наследства» отец ему оставил две войны (русско-японскую и русско-германскую) и две революции (1905 и 1917 годов). Александр III, так называемый царь-миротворец, никак не лечил социальные проблемы, а только полицейскими мерами загонял их внутрь. Под углями будущих революций и войн тлел неугасимый огонь. Но монарх даже не подозревал, что с каждым днем углубляется пропасть между ним и его народом.
В последние дни жизни царя его отвезли на юг, в Ливадию. Врачи уже не могли исцелить больного. А духовную помощь императору оказывал знаменитый проповедник Иоанн Кронштадтский (1829-1908).
Этот человек, неистовый благотворитель и молитвенник за больных, заслуживает особых слов. Иоанн Ильич Сергиев родился в бедной крестьянской семье в селе Сура Архангельской губернии. Окончив в 1855 году духовную академию, молодой священник стал настоятелем Андреевского собора города Кронштадта. Он никогда не менял места службы, поскольку сюда потянулись тысячи страждущих россиян. Иоанн Кронштадтский никому ни в чем не отказывал – ни нищим, ни знаменитостям. Он создал Дом трудолюбия, при котором находились приют для бездомных, народное училище, лечебница и библиотека. Ежегодно сюда прибывало до сорока тысяч человек. Писали же святому исцелителю со всех концов страны, так что в Кронштадте пришлось открыть особое почтовое отделение, откуда письма пересылались в алтарь Андреевского собора. Ответы на них позднее составили книгу «Моя жизнь во Христе».
По просьбе Александра III Иоанн Кронштадтский на время поселился в ливадийском дворце, где исповедовал и причащал страждущего императора. Особенно запомнились царю слова из проповеди о том, что народы мира пока еще далеки от евангельского духа. Их войны, особенно наступательные, свидетельствуют о языческом их устремлении, а земные страсти, словно черви, подтачивают корни самых великих царств.
Царь-миротворец с улыбкой слушал слова святого. А перед его глазами проходила иная война – за освобождение славян от турецкого ига. Так что же ему в ней запомнилось? Пожалуй, более всего заговоренный от пуль генерал на белом коне. Он всегда кидался в самое пекло, но не получал ни одной царапины. Император с улыбкой вспоминал эпизоды из своей короткой ратной юности и думал: «Как жаль, что нельзя время повернуть вспять».