Врач и бомбардир на Малаховом

Ранней осенью 1901 года 73-летний писатель Лев Николаевич Толстой вместе с женой поехал подлечиться в Гаспру. Не доехав до этого горного посёлка, писатель с Софьей Андреевной сошёл с поезда, чтобы провести пару дней в Севастополе. Здесь с 1854 по 1855 года шла Крымская война, в которой Толстому довелось участвовать. Двадцатилетний молодой человек, ещё не определивший свой путь в жизни, в начале 50-х годов оказался на Кавказе, в действующей армии. Затем перевёлся в Дунайскую армию, а оттуда попросился в осаждённый Севастополь. Тогда же он начал работать над повестью «Детство» …
Повод для Крымской войны был отчасти неожиданным. Султан Османской империи без всякой причины передал ключи от Вифлеемского храма, принадлежавшие православным грекам, римско-католической церкви. Эта провокация янычар могла для них закончиться плачевно. Николай I объявил войну Турции. После чего русский флот под командой П.Нахимова сжёг в Синопской бухте 15 турецких кораблей, не понеся никаких потерь. Но в дело тотчас вмешались западные страны, которые при столкновении православных христиан с турецкими подданными заняли сторону мусульман. Англия, Франция и Сардиния объявили войну православным, боясь укрепления России в Средиземноморье. В сентябре 1854 года союзники высадились в Евпатории, а в октябре того же года начали бомбардировать Севастополь.
«Велика моральная сила русского народа, - записал в эти дни в своём дневнике 26- летний Толстой, – Много политических истин выйдет наружу и разовьётся в нынешние трудные для России минуты. Те люди, которые теперь жертвуют жизнью, будут гражданами России и не забудут своей жертвы. Они с большим достоинством и гордостью будут принимать участие в делах общественных, а энтузиазм, возбуждённый войной, оставит навсегда в них характер самопожертвования и благородства».
В ноябре 1854 года Лев Толстой, служивший до этого ординарцем у командующего Дунайской армии, просит перевести его в действующие войска. Его назначают фейерверкером, то есть артиллерийским унтер-офицером, и он оказывается на самом опасном участке обороны города - Четвёртом бастионе. В одной из его дневниковых записей рассказано, как это было. Командир батареи, куда прибыл Лев Николаевич, решил испытать недостаточно, мол, обстрелянного новичка. Начальник подумал: вот передо мной «графчик», дай-ка я его проманежу. И повёл новобранца по линии бруствера, осыпаемого ядрами и пулями. Следуя за командиром, Толстой шёл медленным шагом, не пригибая головы. Молодой фейерверкер с достоинством выдержал это испытание. Именно, здесь шли главные сражения, было много потерь, но русские так и не отступили.
А в это время в Петербурге, в редакции «Современника», где уже печатали молодого автора, сотрудник журнала, самый популярный в то время писатель-атеист Иван Сергеевич Тургенев сильно волновался за жизнь Толстого. Он даже встал на колени перед иконой: «Пресвятая Дева, сделай так, чтобы Толстого не убили в Севастополе. Иначе, конец надеждам русской литературы!»
Пречистая Богородица услышала эту молитву безбожника. А Толстой, не покидая бастиона, урывками делал наброски, писал новые рассказы. В течение года издатели «Современника» получили из осаждённого города три очерка под общим названием «Севастопольские рассказы». Три шедевра: «Севастополь в декабре месяце», «Севастополь в мае», «Севастополь в августе 1855 года».
…Совсем неожиданно, в ноябре 1854 года в осаждённом Севастополе состоялась короткая встреча писателя Льва Николаевича Толстого (1828-1910) и хирурга Николая Ивановича Пирогова (1810-1881). Славные сыны Отечества отнюдь не случайно оказываются рядом.
«Грешно, сложив руки, - записал тогда Н.Пирогов, - быть одним только праздным зрителем, кому Бог дал хоть какую-нибудь возможность участвовать в войне… Тому, у кого не остыло ещё сердце для высокого и святого, нельзя смотреть на все, что делается вокруг нас, смотреть односторонним эгоистическим взглядом».
Узнав о больших потерях русской армии, профессор медицинской академии Н.И.Пирогов тотчас же обращается к сестре Николая I великой княгине Елене Павловне с просьбой послать его на фронт и передать под его начало первый отряд сестёр милосердия. Просьба была удовлетворена. 29 октября 1854 года Пирогов выезжает в Крым, а 12 ноября того же года хирург со своим женским отрядом оказывается в Севастополе. В здании Дворянского собрания разворачивается госпиталь.
Из 349 огненных дней героической обороны города учёный провёл в Крыму 282 дня. В последствии, в своём труде: «Начало общей военно-полевой хирургии» он написал: «Я никогда не забуду моего первого въезда в Севастополь. Это было в позднюю осень в ноябре 1854 года. Вся дорога от Бахчисарая на протяжении 30 вёрст была загромождена транспортами раненых, орудий и фуражом. И люди, и животные едва двигались в грязи по колено».
Прибыв в Севастополь, Пирогов целых 10 дней почти с утра до вечера должен был оперировать раненых. Тогда же в госпитале побывал Толстой, где и встретились знаменитый врач и писатель-артиллерист. Между ними состоялся короткий разговор, случайно записанный ассистентом Пирогова
- И давно вы уже здесь? – спросил Пирогова Толстой.
- Больше месяца, ваше благородие, - ответил Пирогов, - Вы главное держите бастионы. А мы не подкачаем, дело своё знаем…
- Николай Иванович! – закричала вдруг одна из сестёр милосердия, - у тяжелораненого опять началось кровотечение…
Так прервалась их первая встреча в Севастополе. В дальнейшем, Толстой не раз встречал Пирогова на лекциях по оказанию экстренной помощи раненым, которые тот читал врачам, медсёстрам и офицерам русской армии. Это уже происходило в Симферополе.
В период обороны Севастополя, Пироговым впервые в мире было применено разделение раненых на 5 категорий, в зависимости от степени ранения, применена гипсовая повязка, что до минимума свело ампутации и уменьшило смертность, тогда им был применён наркоз в военно-полевой практике. Кроме того, Великая княгиня Елена Павловна, по инициативе и при участии Николай Ивановича Пирогова составила и утвердила устав Крестовоздвиженской общины сестёр милосердия. Она выступила с обращением «Ко всем русским женщинам». Сотни девушек России откликнулись на этот призыв и обучались сестринскому делу. Под руководством Пирогова сестры милосердия работали в перевязочных, ухаживали за ранеными в палатах, приготовляли лекарства, наблюдали за тем, чтобы бесчестное интендантство не обворовывало больных.
Ближайшими помощника Пирогова были Екатерина Михайловна Бакунина, Елизавета Петровна Карцева, Екатерина Александровна Хитрово. Они своим личным примером воспитывали, у молодых сестёр, высокую нравственность.
Одна из них, Дарья Севастопольская, дочь моряка, погибшего в Синопском сражении, переоделась в матросский костюм и отправилась вслед за войсками на передовую к реке Альме. Там она организовала перевязочный пункт. Имя Дарьи стало символом мужества, храбрости, самоотверженности. Царь Николай I пожаловал ей золотую медаль на Владимирской ленте. Умерла она в 1910 году. Подвиг этой женщины увековечен на живописном полотне панорамы «Оборона Севастополя 1854 - 1855 годы».
«Настоящие и прошедшие события предвещают будущее. Будущее Крестовоздвиженской общины предзнаменуют действия ее сестёр, изложенные здесь без всякого пристрастия правдолюбивыми очевидцами и заслуживающих остаться в памяти современников» - написал по возвращении из Крыма Николай Пирогов в своём «Историческом обзоре».
Крестовоздвиженская община сестёр милосердия стала прообразом русского Красного Креста.
Материалом для первого из рассказов Толстого послужили самые свежие впечатления Льва Николаевича, находившегося в Севастополе в ноябре-декабре 1854 года. Весной 1855 года очерк был отправлен в Петербург в «Современник» и подписан инициалами «Л.Н.Т.» Главный редактор Н.Некрасов написал автору: «Статья эта написана мастерски, интерес ее для русского общества не подлежит сомнению, - успех она имела огромный. Пожалуйста, давайте нам больше таких статей!»
А Иван Сергеевич Тургенев, который с его тонким вкусом стал восторженным поклонником Льва Николаевича, признавался И.Панаеву: «Статья Толстого о Севастополе – чудо! Я прослезился, читая ее, и кричал: ура! Статья Толстого произвела фурор всеобщий».
Виктор Шкловский, наш современник (критик и биограф Толстого) писал об очерке «Севастополь в декабре месяце»: «Художественная ценность произведения состоит в непривычном сопоставлении понятий. Художник принял на себя служебную роль показа чужого подвига. Произведение это построено так, словно вновь приехавший сюда человек осматривает неизвестные ему места. Здесь присутствует смешение лагерной и городской жизни, красивых приморских бульваров и грязных биваков. В этом видится противопоставление мирных интересов людей и внезапно вклинившихся к ним ужасов войны. К примеру, на севастопольской улице играют девочка и мальчик, они предаются детским шалостям. И вдруг воздух пронзительно рассекает смертоносное ядро. Дети ложатся на краю канавы, защищая друг друга своими телами. А дальше – жизнь продолжается в давно заведённом ритме. И даже по вечерам на бульварах играет полковой оркестр».
Толстой о войне говорит без страха. Он, находясь в гуще военных событий, отлично разобрался во всех пороках, разъедающих Николаевскую армию, коррумпированную бюрократию, вороватое интендантство, устаревшее оснащение флота, артиллерии, стрелкового оружия. Русские солдаты и матросы по-прежнему оставались стойкими, но генералы- аристократы, назначенные царём, проявили редкую бездарность и вороватость. Все, что можно, было ими украдено. Фактически крымская компания была изначально проиграна из-за различия стрелкового вооружения двух воюющих армий. Англичане и французы были поголовно снабжены нарезными штуцерами, совмещавшие километровую дальность и точность огня. Технически отсталая русская пехота владела лишь гладкоствольными ружьями, стрелявшими лишь на 600 метров, их пули давали поразительный разброс. Оттого, наверное, храбрый русский солдат всегда предпочитал штыковую атаку, а не обмен стрельбой.
Все это зоркий артиллерийский глаз Льва Николаевича быстро определил. «Неприятель выставил 6000 штуцеров, только 6000 против 30 тысяч наших стволов. И мы отступили, потеряв около 6000 храбрых бойцов. И мы должны были отступить, ибо при половине наших войск по непроходимости дорог не было артиллерии и, Бог знает почему, не было стрелковых батальонов. Ужасное убийство. Оно ляжет на души многих». Под Севастополем для того, чтобы получить из казначейства для своих частей полагающиеся деньги, командиров вынуждали давать взятки размером в восемь процентов от общей суммы. Армия была проедена казнокрадством, герои гибли.
В своём первом очерке Толстой показывает читателю: на что держится мощь осаждённого врагами города. Она держится на силе русского духа. Год, проведённый Л.Толстым в Севастополе, в действующей армии, произвёл большие перемены в духовном состоянии художника. Разумеется, его мастерство за это время лишь окрепло, но писатель стал проницательнее вглядываться в жизнь окружающих людей. Он увидел не только парадную сторону войны с ее барабанным боем и развёрнутыми знамёнами, - он увидел ее изнанку.
В сентябре 1854 года он прибыл в Крым восторженным патриотом, готовым отдать жизнь за Россию. Таковым он, по сути, и остался ровно через год – в сентябре 1855 года. Только Лев Николаевич перестал произносить слово «патриот», считая его двусмысленным, поскольку некоторые из офицеров ценой крови русских солдат получали сыплющиеся на них, словно золотой дождь, высокие чины и ордена, огромные наградные и возможность пробиться в высшую касту, «аристократов».
…Полвека спустя, в 1901 году, Толстой оказавшись на Графской пристани Севастополя, пережил всю эту войну вновь. Льва Николаевича и Софью Андреевну восторженные жители Севастополя отправили отдыхать в одну из лучших гостиниц. На другой день чета Толстых совершила прогулку по городу. На Екатерининской улице они оказались в Музее Севастопольской обороны. Больше часа длилась эта удивительная экскурсия. Здесь были выставлены полотна Ивана Айвазовского, запечатлевшего морские сражения под Севастополем, работы других живописцев, скульпторов, которые создавали этот музей. Толстые увидели портреты военачальников и рядовых героев, славных матросов, сапёров, артиллеристов, рельефные картины Севастополя с расположением укреплений и обороняющихся войск. Сохранились и знамёна полков, овеявших себя воинской славой.
Но вот неожиданность: на одной из картин Лев Николаевич узнал самого себя – молодого артиллериста. Именно тогда, в 26-летнем возрасте он разворачивал лафет орудия, закладывал ядра, запаливал фитиль для стрельбы, позже, став поручиком, подавал команду «пли». Выйдя из музея, супруги Толстые остановились возле храма Архистратига Михаила (покровителя воинства). Но в начале 1901 года Лев Николаевич решением Синода был отлучён от православной церкви. Однако, Синод не мог отлучить Толстого от Бога и России. На гранитном фасаде церкви были поименованы все части севастопольского гарнизона. В этом славном списке числилась и «лёгкая третья батарея одиннадцатой артиллерийской бригады». Той самой, в которой служил Лев Николаевич. Сильно состарившийся в те годы писатель поневоле заплакал.
Поводом для рассказа «Севастополь в мае» послужило сражение в ночь с 10 на 11 мая. Именно в эту ночь обрушили на позиции русских, особенно на Малахов курган и Четвёртый бастион, массированный артиллерийский налёт. Вся земля под ногами бойцов той части, в которой служил Лев Николаевич, была истыкана ядрами, осколками, запальными трубками, искорёженным железом.
Но буквально перед самым налётом несколько офицеров (Калугин, Праскухин, Михайлов) перекидывались в карты, и вели досужие разговоры о представлении к очередным званиям и наградам. Они даже не подозревали, что смерть со своей косой стоит за порогом их блиндажа. И этому безглазому существу было совершенно безразлично, кто из них «аристократ», а кто вчерашний купец, получивший своей отвагой офицерский чин.
Сюжет этого рассказа прост: в траншею, в самую гущу людей падает готовое разорваться ядро, свистящее запальной трубкой. Кому из офицеров оно принесёт смерть? А люди, упавшие ничком на землю, думают об одном: только бы ни меня! Да ещё совершенно невольно, не к месту лезут в голову нелепые мысли: вот ему я задолжал в карты двенадцать с полтиной, а если его убьют – долг можно не отдавать! Но ядро, покрутившись на месте, подкатилось к ногам того, кто проиграл… «Что это? – задумывается писатель. – Провидение все рассудило по-своему? Странное стояние на небе звёзд? Или ещё черт знает, что?» Только того, кто полагал себя убитым, несут спасать санитары. А человеку с его надеждой «пронесло» выпал чёрный жребий смерти.
Когда рассказ «Севастополь в мае» пришёл в «Современник», в редакции случился переполох. Н.Некрасов написал И.Тургеневу: «Толстой прислал статью о Севастополе – но эта статья исполнена такой трезвой и глубокой правды, что нечего и думать ее печатать».
А.Писемский поделился впечатлениями с А.Островским: «Ужас овладевает, волосы становятся дыбом от одного только воображения, что делается там. Статья написана до такой степени безжалостно честно, что тяжело даже становится читать».
Благожелательнее всех отнёсся к Л.Толстому ставший ему другом И.Тургенев: страшная вещь, но печатать надо, не меняя ни единого слова.
Несколько мест, желая смягчить цензуру, изменил второй редактор «Современника» И.Панаев. Ещё некоторые исправления добавил либеральный цензор Бекетов. Но что началось, когда «крамольная» вещь Л.Толстого попала в лапы председателя цензурного комитета М.Мусина-Пушкина!
«Читая эту статью, - писал он, - я удивлялся, что редактор решил статью представить, а цензор дозволить к печати. Эту статью за насмешки над нашими храбрыми офицерами, храбрыми защитниками Севастополя, запретить и оставить корректурные листы при деле».
После своих тирад цензор изуродовал шедевр до неузнаваемости. Рассказ появился в «Современнике» после многих мытарств под названием «Ночь весною 1855 года в Севастополе», естественно, без подписи автора.
Разумеется, правда восторжествовала, но, как это всегда водится, намного позже: в сборнике «Военных рассказов» за 1856 год изначальный текст «Севастополя в мае» был напечатан целиком с подписью Л.Толстого.
Объяснение и друзьям, и врагам, и всей читающей публике Лев Николаевич даёт в финале этого самого яркого, самого философичного произведения: «Где выражение зла, которого должно избегать? Где выражение добра, которому должно подражать в этой повести? Кто злодей, кто герой ее? Все хороши и все дурны. Ни Калугин со своей блестящей храбростью и тщеславием, двигателем всех поступков, ни Праскухин, пустой, безвредный человек, хотя и павший на брани за веру, престол и отечество, ни Михайлов со своей робостью и ограниченным взглядом, ни Пест – ребёнок без твёрдых убеждений и правил, не могут быть ни злодеями, ни героями повести. Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его, и который всегда был, есть и будет прекрасен, - правда».
(Л.Толстой, «Севастопольские рассказы»).
К этому времени писатель становится убеждённым пацифистом. Он считает, что война – это бессмысленное, бесчеловечное зло. Ее нужно, как можно скорее, прекратить. Он нередко говорит: зачем выставлять друг против друга 60 - тысячные армии? Достаточно с каждой стороны сражаться по одному бойцу: кто победит, тому и отдана будет победа. А как поразительна сцена, где мальчик из «Севастополя в мае» на Малаховом кургане собирает цветы. И вдруг из травы, из-за прекрасного цветка он вдруг видит выставленную руку убитого молодого солдата. Зачем и кто его убил? Он ведь мог прожить прекрасную жизнь, кого-нибудь любить, произвести на свет детей, пахать землю и радоваться солнцу. Но была ещё святая для Л.Толстого воинская присяга и пылкая любовь к Отчизне. Война продолжалась.
В решающем сражении всей войны – на Чёрной речке - Толстой оказался под командованием своего родственника М.Д.Горчакова. Этот генерал сделал последнюю попытку снять осаду с Севастополя. Бой вёлся за Федюхины высоты, при штурме которых отличились Одесский, Азовский, Украинский полки. «Стремительность русских была изумительна, - написал об этом сражении британский журналист. – Они не теряли времени на стрельбу и бросились вперёд с порывом необычайным. Французские солдаты уверяли меня, что ещё никогда русские не обнаруживали в бою такой пылкости». Но частей, солидных резервов, выделенных для подобной атаки, оказалось недостаточно. Не хватило самой малости для полного успеха. А ещё ранее, за год до сражения, Николай Палкин так ответил М.Д.Горчакову на его просьбу о помощи: вместо резерва я могу прислать вам своих сынов. Царь, как всегда актёрствовал, опасаясь высадки с севера десанта англичан под Петербургом. Убедившись в полной безысходности своего поражения в войне, этот горделивый и самовлюблённый актёр накрылся в прихожей своего кабинета солдатской шинелью и спокойно умер: многие считают, что царь попросту отравился. Это случилось ещё в начале 1855 года, а завершал бездарную войну своего отца Александр Освободитель. Ему оставалось только отступить от города русской славы и с достоинством выйти из войны, избежав разгрома.
Именно об этих самых последних событиях войны и написал Толстой Песню о сражении на Чёрной речке. Долгое время никто не знал истинного имени автора. Ее с восторгом напевали многие защитники Севастополя:
Как четвёртого числа
Нас нелёгкая несла
Горы отбирать.
Барон Вревский генерал
К Горчакову приставал,
Когда подшофе.
Князь, возьми ты эти горы,
Не входи со мною в ссору,
Нето донесу.
На ура мы зашумели,
Да резервы не поспели,
Кто-то переврал.
На Федюхины высоты
Нас пришло всего три роты,
А пошли полки!
(Л.Толстой, песня в народном стиле).
Эта неудача на Чёрной речке – открыла союзникам прямой путь на Севастополь. Генеральный штурм города был отражён на всех направлениях, кроме Малахова кургана. Именно об этих событиях и написал Толстой свой рассказ «Севастополь в августе 1855 года». Бой на Малаховом кургане стал последней точкой крымской трагедии. Рассказ был начат в осаждённом городе 19 сентября 1855 года, а закончен в Петербурге 27 декабря того же года. Впервые произведение было подписано полным именем автора: граф Л.Толстой. Оценка произведения была восторженной.
«Севастополь в августе» написан с глубокой печалью. Целый год осаждали соединённые армии укрепления Севастополя. 77 часов продолжались непрерывные бомбардировки города. Но русский дух сломить не удалось. Союзники были измотаны, но война кончилась не так, как они надеялись. Этот рассказ преддверие эпопеи «Война и мир». Толстой вложил в последний рассказ о Крымской войне те мысли, о которых продолжал думать, изучая историю декабристов и войны 1812 года. Его герои во многом напоминают победителей войны с Наполеоном.
Два русских героя-офицера Козельцов – младший Володя и старший Михаил – идут на явную гибель. Они вдруг увидели на Малаховом кургане развевающийся французский флаг и решили дать неприятелю свой последний бой. Братья хотят показать всем русским людям, что любят их; а врагам - что вовсе не боятся их. А, скорее всего, – презирают. Оба офицера, находясь в блиндаже Малахова кургана, не могут стерпеть позора поражения. Они увлекают в бой своих солдат, попадают на подбитую батарею, где старый канонир-матрос налаживает орудия к бою. И вот уже враги бегут перед залпами русских, и прячутся в свои старые траншеи. Вот Миша Козельцов, выхватывает сабельку и кричит: вздор! Вперёд, ребята, ура! А Володя на Малаховом кургане все стреляет картечью, забыв об опасности. Он, как и брат его, погибает в бою…
На этом Лев Николаевич заканчивает свою севастопольскую эпопею. Он пишет о том, что люди сделали все, что могли, они сделали даже то, о что можно мечтать. И им нужна только любовь народа. В этом рассказе сбываются трагически приподнятые мечты. Офицеры Михаил и Володя – это русские люди прошлой и будущей России. Они из поколения тех, кто освободил Париж и всю Европу в 1812 году. Они из тех, кто вышел на Дворцовую площадь Петербурга 14 декабря 1825 года.
«На дне души каждого лежит та благородная искра, которая сделает из него героя, но искра эта устаёт гореть ярко – придёт роковая минута, она вспыхнет пламенем и осветит великие дела». (Л.Толстой, «Севастопольские рассказы»).
Приказ об отступлении русской армии отдал генерал М.Д.Горчаков: «Храбрые товарищи! Грустно и тяжело оставлять врагам наш Севастополь, но вспомните, какую жертву мы принесли на алтарь Отечества в 1812 году. Оборона Севастополя превосходит подвиг Бородина!»
В ходе Крымской войны войска коалиции понесли потери в 47,5 тысяч человек. Суммарные потери России – убитых, умерших от ран и болезней – составили 46 тысяч. Новый император Александр 30 марта 1856 года в Париже подписал мир. Россия вернула Турции взятую в ходе войны крепость Карс, а также Южную Бессарабию. Неприятель покинул Севастополь и другие города Крыма. Никаких контрибуций Россия не потерпела.
Но, главный, положительный результат этой войны оказался в том, что в стране на смену Николаю Палкину пришёл царь Александр Освободитель, реформатор. Читающие русские люди открыли для себя нового удивительного писателя Льва Николаевича Толстого.
«Все-таки единственное, главное, - записал Толстой в своём дневнике 17 сентября 1855 года – преобладающее над всеми другими наклонностями и занятиями должна быть литература. Моя цель – литературная слава. Добро, которое я могу сделать своими сочинениями. Завтра еду в Куролес и прошусь в отставку». Вскоре весь мир читал о том, как русские люди решают для себя самые важные вопросы: о жизни и смерти, о храбрости и отчаянии, о дружбе и самопожертвовании, а главное - о любви к Отчизне, святом для них чувстве.
«Как четвёртого числа нас нелёгкая несла горы отбирать...»
Когда вам вдруг попадётся эта солдатская песенка, написанная молодым Толстым, не забывайте, что русских людей вёл на бой защищать Родину блестящий русский офицер, ставший потом великим русским писателем.
Постепенно военные действия в Крыму стали затухать. Николай Иванович Пирогов с октября по декабрь 1855 года эвакуирует раненых. Им было осмотрено более 70 госпиталей Перекопа, Херсона, Екатеринослава, Николаева, Харькова. В январе 1856 года хирург подаёт прошение об отставке из военно-медицинской Академии. Как участник Крымской компании, он начинает работать над важным для военно-полевой медицины трудом: «Начала общей военно-полевой хирургии».
Позже Пирогов продолжил свой труд для «Морского сборника», преподавал студентам медицину более 20-ти лет. Но главным в его науке обучения была любовь к Отечеству.