Другой потомок Петра Аркадьевича гусар Столыпин-Монго. Он приходился двоюродным дядей Лермонтову, хотя и был на два года его моложе, находился у подножия горы Машук во время знаменитой дуэли. Позднее переводил на французский язык «Героя нашего времени», а также участвовал в Севастопольской обороне, где подружился с поручиком Л.Н.Толстым. Отец реформатора Аркадий Дмитриевич также участвовал в Крымском компании. За ратные подвиги был назначен флигель-адъютантом царя-реформатора Александра II освободившего народ от крепостной зависимости. В последние свои годы генерал стал сначала дипломатом, а затем комендантом московского кремля. Он удачно и счастливо женился на княжне Наталье Михайловне Горчаковой. Много жил заграницей. В одной из поездок 2 апреля 1862 года прекрасная княжна родила в Дрездене будущего российского реформатора.

Впрочем, рождение М.Столыпина в Германии нельзя признать случайным. В жизни слишком многое связало его с немецкими корнями. Недаром он носил прозвище «юнкер-штык». У него и жена была красавица-немка Ольга Борисовна Нейдгардт, с которой он в супружестве нажил пятерых детей: Марию, Наташу, Елену, Ару, а напоследок любящая супруга подарила ему сына Адю. У Столыпина при жизни не было биографа, к тому же и автобиографии он не оставил: в неполные прожитые полвека – кто будет составлять мемуары! Пробел заполнила его старшая дочь Маша, написавшая «Воспоминания о моем отце». В них она сообщает:

«Мой отец женился очень молодым и, когда делал предложение моей матери, боялся даже, не послужит ли его молодость помехой браку». На это старик Нейдгартд, Машин дедушка, улыбаясь, ответил: молодость – это недостаток, который исправляется каждый день. «И спокойно и радостно отдал свою дочь этому молодому студенту, зная отлично, что лучшего мужа ей не найти. Моему отцу тогда не было еще двадцати двух лет, и он кончил университет после свадьбы, когда я уже была на свете».

Из записок мы узнаем, что Столыпин учился на естественном факультете Петербургского университета. На выпускном курсе его экзаменовал сам Дмитрий Иванович Менделеев. Великий химик был восхищен блестящими ответами выпуска и ежесекундно повторял: довольно, пять, великолепно!

Кстати, старшая дочь Столыпина вышла замуж за российского немца, лейтенанта императорской яхты «Нева» Б.И. фон Бока. После женитьбы счастливый зять получил в приданое высокое назначение в морское ведомство в Берлине. Молодые большую часть времени стали проводить в Германии, а также Колнберже близ Ковно (Каунаса) в Литве.

Здесь, в родовом имении семейства Столыпиных, до глубокой старости жила бывшая крепостная лермонтовской бабушки, крестьянка Машуха из села Средникова. Она дожила до девяноста лет и помнила Лермонтова. Только она никак не хотела признать отмены крепостного права, случившегося более сорока лет назад. Ее привезли из Средниково в Колнберже, и на все разговоры о том, что она свободно может выбирать судьбу, односложно отвечала:

- Полно, полно, шутить изволите.

Как это напоминает чеховского Фирса из «Вишневого сада», который приговаривал: ох, недаром самовар гудел перед «бедой» (то есть перед отменой крепостного права).

Столыпин же, этот твердый и прямолинейный «юнкер-штык» считал, что пережитки крепостного права надо выжигать коленным железом из сознания крестьянства. Надо, говорил он, уходить от укоренившегося в русских деревнях общинного землевладения. Жить так, как живут землепользователи в Германии и в западных губерниях России. То есть, переходить на хуторское хозяйство, где каждый из крестьян мог свободно чувствовать себя хозяином, маленьким помещиком. Это, по мысли реформатора, и должно привести ко «второму раскрепощению крестьянства», а, значит, дать опору монархическому режиму, лишить классовой политики самой активной в те времена оппозиционной партии-эсеров.

Но политическим кумиром в то время у многих россиян оставался премьер и министр финансов С.Ю.Витте. Он не считал, что в России должен быть обязательно абсолютистский монархический режим. Допускал, по образцу Англии, конституционную монархию. И даже парламентскую республику, предложив на роль президента, что не исключалось самого себя.

Однажды Маша Столыпина (она еще не была замужем) поделилась с отцом впечатлением от ума и таланта графа Витте. Каково же было ее удивление, когда Петр Аркадьевич, занимавший пока еще губернаторский пост, ей сказал:

- Да, человек он очень умный и достаточно сильный, чтобы спасти Россию, которую можно еще удержать на краю пропасти. Но, боюсь, что он этого не сделает, так как это человек, думающий больше всего о себе, а потом уже о родине. Родина же требует себе служения настолько жертвенно-чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует всю работу.

Именно таким кристально-чистым, влюбленным в Россию человеком и проявил себя Столыпин, назначенный попеременно губернатором: сначала в Гродненскую (1902), а затем и в Саратовскую (1903-1906) губернии. Он был рыцарем без страха и упрека, бескорыстно посвятившим себя отечеству.

Люблю отчизну я, но странную любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный, гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
Но я люблю – за что не знаю сам –
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее, подобные морям;
Проселочным путем люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень.
(М.Лермонтов, «Родина», 1840)

Но потомок Лермонтова, получая назначения по службе все дальше на восток, любовался теперь не разливами рек, а топотом «пьяных мужичков». Уж слишком разными оказывались губернии, хотя издавались для них одни и те же законы Российской империи. Вслед за ухоженными прибалтийскими хуторами и чистыми хатками западных губерний перед глазами губернатора открылось Поволжье, овеянное жгучими азиатскими ветрами. Здесь жил дух Стеньки Разина и Емельяна Пугачева.

«Было известно, - пишет Мария Столыпина, - что Саратовская и Пензенская губернии самые передовые во всей России, и ко времени назначения моего отца настроение в Саратове было с явным левым уклоном. Когда возникли там беспорядки – губернаторские власти всегда покидали город, и все переходило в руки младшего административного аппарата».

Но не таков был ее отец «юнкер-штык». Петр Аркадьевич был тверд и самолюбив, он никогда не прятался за спину охраны от смутьянов-революционеров. И даже вмешивался в уличные беспорядки, добиваясь усмирения разбушевавшейся толпы. Дочь его приводит убедительные примеры этого. Вот один из них, он характеризует саратовского губернатора фигурой исполненной мужества и хладнокровия. Однажды, находясь в поездке по губернии, Столыпин приплыл на пароходе и прямо с трапа направился к центру беспорядков – на Театральную площадь. Когда он шел туда, из одного окна была брошена бомба. Несколько человек было ранено. Но Петр Аркадьевич не замедлил шага, прошел на площадь и поднялся на импровизированную трибуну.

- Разойдитесь по домам, - обратился Столыпин к народу, - и надейтесь на власть, вас оберегающую.

И возбуждение постепенно стихло, люди стали расходиться по домам. Такая убежденность была в мощной фигуре губернатора, так проникновенно звучал его голос. По свидетельству очевидцев, личность Столыпина гипнотизировала толпу, изучала какой-то необъяснимый магнетизм власти.

Но события в России нарастали с калейдоскопической быстротой. 27 января 1904 года, Петр Аркадьевич пришел к поезду встретиться с командующим русской армией А.Куропаткиным.

- Смотри не подгадь, - крикнул генералу с перрона заскорузлый саратовский мужичок.

Но Куропаткин, бывший когда-то начальником генштаба у самого Скобелева, на этот раз «подгадил». Он проиграл решающее Мукденское сражение. Затем был взят самураями мужественно оборонявшийся Порт-Артур. В узком Цусимском заливе потерпел поражение русский флот.

Фронтовые неудачи аукнулись в глубине России. 9 января 1905 года перед Зимним дворцом была расстреляна манифестация рабочих, организованная священником Георгием Гапоном. Террористы отплатили бомбой Ивана Каляева, брошенной под карету московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Еще раньше, в 1904 году в Петербурге был убит террористом Е.Сазоновым Министр внутренних дел Плеве.

Не прошло все это тихо и в Саратове. В помощь Столыпину для усмирения внутренних беспорядков был прислан генерал-адъютант Сахаров. Он расположился в губернаторских апартаментах, начал отдавать распоряжение подтягивающимся к городу военным частям. Сам Петр Аркадьевич вместе с семьей находился в это время в Колнберже. Но при возвращении в Саратов ему сообщили: Сахаров убит террористами. Оказалось, что в приемный день, предназначенный для просителей, в дом вошла одна милая дама. Она протянула генералу документ, в котором ему был вынесен смертный приговор – и тотчас прозвучал выстрел. Эта женщина решила повторить подвиг Веры Засулич, за несколько лет до этого стрелявшая в Петербурге, в генерала Ф.Трепова. Левацки настроенная интеллигенция одобряла подобные выходки. Женщине, убившей Сахарова, в саратовскую тюрьму были присланы букеты роскошных цветов.

«Народные бунты в деревнях, - пишет в своих воспоминаниях дочь Столыпина, - усиливаются, крестьяне жгут помещиков, уничтожают все, что попадет им под руку: библиотеки, картины, фарфор, старинную мебель, и даже скот и урожай. Почти никогда крестьяне ничего не крадут, но ярким пламенем горят помещичьи дома, скотные дворы, сараи, амбары. Рубят в щепки, топчут ногами, ломают и рвут все, что владельцы, в надежде спасти хоть крохи своего имущества, выносят из горящих домов».

Вот и пришел в Россию бунт, бессмысленный и беспощадный.

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
(М. Лермонтов, «Пророк», 1841)

Успехи саратовского губернатора, боровшегося с террористами и с беспорядками в деревне, были замечены в Петербурге. В конце апреля 1906 года в столице Столыпин встретился с тогдашним премьером И. Горемыкиным, который передал ему предложение государя занять пост министра внутренних дел. При неспокойном положении в России это было слишком ответственное назначение для сравнительно молодого человека, не имевшего военного опыта. Но в тот же день Петра Аркадьевича пригласили в Царское Село. Здесь состоялся примечательный разговор с Николаем II.

- Я вас очень прошу, - сказал царь, - принять этот пост.
- Ваше величество, не могу, это было бы против моей совести.
- Тогда я вам это приказываю.

Таким образом, назначение состоялось; и семья Столыпина перебралась из знойного Саратова в северную столицу. Здесь на все лето она поселилась со всей обслугой на государственной даче на Аптекарском острове. Но уже 9 июля, активно работающий молодой министр сменил старика Горемыкина. Успехи чиновника, делающего головокружительную карьеру, были замечены и другой стороной. Боевики партии эсеров-максималистов, не раздумывая, вынесли новому премьеру смертный приговор.

Суббота, 12 августа, 1906 года. Присутственный рабочий день у Петра Аркадьевича. Вся многодетная семья министра, а также его охрана и сотрудники – в сборе. Ровно в три часа дня к дому на Аптекарском острове подкатило открытое ландо с породистыми рысаками. Оттуда вышли три террориста (двое из них в жандармской форме) с портфелями, в каждом из которых было аккуратно упаковано по шесть килограммов взрывчатки. В дверях их остановил старик-швейцар, который позвал служащего при Столыпине генерала Замятина. И тот обратил внимание на то, что головные уборы у мнимых господ офицеров не соответствуют недавно введенным каскам нового образца. Тертый калач генерал строго приказал посетителям предъявить для обыска портфели. В ответ «жандармы» прокричали: да здравствует свобода! И швырнули на пол портфели. Прогремел страшный взрыв. Он унес жизнь 27 человек, большинство из которых были безобидные просители.

Мощный заряд разворотил почти весь двухэтажный дом на Аптекарском острове. Были убиты старик швейцар, генерал Замятин, трое эсеров-максималистов, серьезно ранены домашняя прислуга и посетители, пришедшие к премьеру, разнесло в щепки и приехавшее к дому изящное ландо, бились в судорогах дорогие породистые рысаки, в окнах домов, в округе не уцелели стекла. По странной случайности в доме остался нетронутым только кабинет премьера. Петр Аркадьевич спокойно сидел за своим письменным столом, обмакивал перо в чернила. И вдруг увидел, как массивная бронзовая чернильница пролетела над ним, не причинив ему вреда. К несчастью, пострадали двое из его детей, они находились на балконе, обвалившимся после взрыва. У четырнадцатилетней Наташи были серьезно раздроблены ноги, она много лет потом лечилась, делая операции. Трехлетний Адя пострадал меньше, но испытав болевой шок потом часто просыпался по ночам и все время вскрикивал: свет!

Есть еще один факт, приведенный в книге дочери Столыпина. Оказывается, на дачу, не огороженную после взрыва забором, стали проникать какие-то странные люди. Они не стали помогать раненым, приносить им воду, перевязывать раны. Эти мародеры быстренько под шумок, похитили у жены и дочерей Петра Аркадьевича золотые украшения, хранящиеся в гардеробе. Как говорится: без комментариев.

Террористы много раз хотели убить неугодного им человека. Они перепробовали для этой цели много разных способов. Они пытались проникнуть на яхту «Нева», где премьер совершал круиз по Балтийскому морю. Подменить охранников Зимнего дворца, где царь разместил семью Столыпина. Познакомить килера с одной из дочерей. Приставить снайпера к дому, расположенному напротив квартиры, где жила больная сестра Петра Аркадьевича. Все эти попытки время от времени срывались. Но премьер и министр внутренних дел продолжали бороться с террористами, которые не давали спокойствия России. Кроме того, от их выстрелов и бомб нередко погибали случайные люди. Петр Аркадьевич жил с ощущением, что он постоянно находиться под дамокловым мечом. И нередко говорил близким людям: если погибну, похороните меня на том месте, где настигнет меня смерть.

С начала XX века между организациями боевиков и охранными ведомствами правительства разыгрывались подобия головоломных шахматных партий. Кто кого переиграет и поставит оппоненту мат. Кто зашлет в логово неприятеля переодетых агентов. До сих пор не прояснена фигура священника Георгия Гапона, борца против деспотизма или провокатора. Не до конца проявлена и фигура Н.Клеточникова, служившего в охранном отделении и сообщавшем революционерам о готовящихся на них облавах. Не слишком понятен и полковник С.Зубатов, работавший с рабочими в Москве и, по многим сведениям, организовывавшим политический сыск. Для каждого из них была присуща авантюристическая жилка. И про каждого можно спросить: кто он агент-двойник или оборотень в погонах? Таков был и будущий убийца Столыпина, служивший в киевской охранке Д.Багров.

Новый председатель Совета министров коленным железом выжигал из страны язву терроризма. Но не торопился посылать в взбаламученные деревни карательные части. Его цель была одно: дать стране долгожданный покой, обеспечить крестьян правами собственности, лишить поддержки эсеров у большинства мирного трудового населения. Столыпин понимал, что если губернская власть спокойно выполняет свои обязанности, революция должна затихнуть. Он считал неразумным перебрасывать войска из одной губернии в другую, от одного погрома – к следующему. Все это могло ослаблять центральную власть.

К тому же в середине лета 1906 года в Таврическом дворце в Петербурге была открыта Первая Государственная Дума. Вот слова, произнесенные Столыпиным в ее торжественной обстановке:

«Отечество наше должно превратиться в государство правовое, так как пока писаный закон не определяет обязанностей и не определит права отдельных русских подданных, права и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц, то есть не будут точно установлены. Лишь обдуманное и твердое проведение в жизнь высшими законодательными учреждениями новых начал государственного строя поведет к успокоению и возрождению великой нашей России».

Премьер указал на намеченные правительством кардинальные преобразования быта крестьян и о выходе из мешавшей развитию земледелия общины. Готовились указы о передаче крестьянам помещичьих и церковных угодий.

«Правительство берет на себя святую обязанность разработать меры предупреждения расстройства самой многочисленной части населения России – изнемогающих от земельной неурядицы крестьян. Оно ставит своей задачей уничтожение закрепощения личности, несовместимого с понятием свободы человека и человеческого труда».

Столыпинские реформы, как считают многие исследователи, начали новую эру в крестьянском быту. Наступило новое, после 1861 года, раскрепощение крестьян. Личность крестьянина – «соли» земли русской – ставилась в центр внимания всех демократических преобразований. Таков был девиз нового российского премьера: от достатка крестьян – к богатству России; от богатства России – к ее величию.

Но демократические свободы, по Столыпину тесно связаны с правовым государством. Воцарение внутреннего покоя – одна из главных его забот. Премьер и министр внутренних дел лично участвовали в предотвращении заговоров, он держал в руках нити политической полиции. В число первоочередных мер он ввел полицейскую реформу, объединив общую полицию с жандармской. С жандармских чинов теперь снимались обязанности по дознанию, передав их следователям. Он обновил устаревший устав о предупреждении и пресечении преступлений.

После прочтения в Государственной Думе второго созыва, проходившей в Дворянском собрании, посыпались возмущенные голоса со стороны оппозиционеров. Один из лидеров кадетов Ф.Родичев обвинил премьера в том, что он покрыл страну столыпинскими «галстуками». Между двумя оппонентами чуть было не состоялась дуэль, которую удалось предотвратить: Столыпин же на все выкрики хладнокровно ответил: не запугаете! Он возвестил думским депутатам о наступлении в России эпохи сильной власти.

«Только то правительство, - сказал премьер – имеет право на существование, которое овладеет зрелой государственной мыслью и твердой государственной волей. Для всех теперь стало очевидным, что разрушительное движение, созданное крайними левыми партиями, превратилось в открытое разбойничество и выдвинуло вперед все противообщественные, преступные элементы, разоряя честных тружеников и развращая молодое поколение. Противопоставлять этому явлению можно только силу».

А вот впечатления от посещения Думы дочери Столыпина, Марии Бок. Она, разумеется, с трепетом и восторгом слушала речи отца. Но как поразили ее бессвязные и дикие крики его оппонентов. Как непохоже все это было на величие Афинского ареопага, почерпнутого из книг. А председатель российской Думы седовласый С.Муромцев представился Маше каким-то пугалом.

Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее – иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействие состарится оно.

Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.
(М. Лермонтов, «Дума», 1838)

Пожалуй, самый серьезный и объективный труд о столыпинских реформах провел современный политолог и экономист С.Г.Кара-Мурза, который призвал смыть с фигуры реформатора налет сусальности. Столыпин прославился, утверждает исследователь на двух поприщах: как министр внутренних дел, давший доктрину усмирения революции; и как премьер-министр, проводивший земельную реформу. Результаты первой его деятельности не вызывают сомнения. Однако, крестьянская реформа вполне успешно прошла лишь в западных территориях России. Только в Прибалтике и Польше, Украине и Белоруссии, изначально тяготевших к хуторскому хозяйству, все реформы привели к некоторому позитивному итогу. Положительный результат дало и переселение крестьян на целинные земли Сибири и Казахстана. Центральные же губернии были инерционно привязаны к общинному землепользованию. Реформы, связанные с разрушениями традиционной русской общины, продвинулись. За пять лет правления премьера, в лучшем случае на десятую долю его планов.

Здесь реформатор вошел в непримиримый конфликт с русской жизнью; а в области духа ему противостоял Л.Толстой, выразитель философии крестьянства, «зеркало русской революции». Если Столыпин мечтал каждого крестьянина превратить в «маленького помещика»; то великий писатель земли русской, понимавший чаяния крестьян, призывал собственников земли к упрощению. Скорее, помещик, по его мнению, должен был превратиться в крестьянина. Он, как и его герой «Анны Карениной» Константин Левин, вместе со своими земляками выходил на сенокос, применял аграрные новые технологии в землепользовании. Лев Николаевич охотно шил сапоги, ухаживал за лошадьми, пахал землю. В целом Он считал, что разделение на помещиков и крестьян несправедливо и все люди перед Богом равны.

Вспомним замысел реформы Столыпина, замечает исследователь. После отмены крепостного права 1861 года крестьян оставили почти без земли. Было утверждено: крестьяне обязаны продолжать барщину или оброк до выкупа земли. Почему-то решили, что это продлится девять лет – до 1870 года. На деле, это затянулось еще на десять лет и пришлось издать закон об обязательном выкупе. Сама деревенская община со временем менялась, и превратилась в орган сопротивления и борьбы против властей. Поскольку все помыслы Столыпина были направлены на модернизацию сельского хозяйства при сохранении помещичьей собственности, он стал вождем тех сил, которые начали уничтожать общину. В этом и была суть реформы. Задумано было так: если принудить к выходу из общины с наделом, то произойдет быстрое расслоение крестьян, Богатые скупят все наделы и станут фермерами, а остальные – батраками. Получится капитализм на селе, опора строя.

Лев Толстой, призывавший к справедливости, был противником этой реформы. Он был против частной собственности на землю и объяснял, почему это гибельно для России. Об указе «О выходе из общины» от 9 ноября 1906 года он написал:

«Крестьяне знают, что все попытки освобождения их от земельного рабства всегда разбивались об закоснелость царского правительства, которое в насмешку над их законными требованиями дало им закон 9 ноября, вносящий только еще новое зло в их отчаянное положение».

Что же дала для развития сельского хозяйства России реформа? Она способствовала распашке целины в Сибири и Казахстане. Площадь посевов выросла за годы реформы на 10,5 млн. десятин. Производство в 1911- 1915 годах выросло: пшеницы - на 12%, ржи - на 7,4%, ячменя - на 33,7% . Темпы прироста сельскохозяйственной продукции в основном снизились. Но, разумеется, никто не ставил под сомнение талантливости реформатора и особенно его высоких человеческих достоинств – мужественности и честности.

Законодательные инициативы Столыпина, конечно, не ограничивались аграрной реформой. В Думе трех созывов были учреждены следующие законы: о свободе вероисповедания, о неприкосновенности личности и гражданском равноправии, об улучшении быта рабочих, о реформах местного самоуправления и укрепления земства, о преобразовании местных судов, о реформах высшей и средней школы, о подоходном налоге, о мерах исключительной охраны государственного порядка и общественного спокойствия. В разработке этих важнейших документов самое активное участие, естественно, принимал российский премьер.

Вот одно из самых актуальных выступлений – об освоении Сибири, где Столыпин заглянул на столетие вперед:

«Отдаленная наша суровая окраина богата золотом, богата лесом, богата пушниной, богата громадными пространствами земли, годной для культуры. При наличии государства густонаселенного, соседнего с нами эта окраина не останется пустынной. В нее просочится чужестранец, если раньше не придет туда русский, и это просачивание, господа, уже началось. Если мы будем продолжать спать летаргическим сном, то край этот будет пропитан чужими соками, когда мы уже проснемся, может быть, он окажется русским только по названию».

Премьер заботился и об укреплении российской армии и флота. Гибель кораблей в Цусимском проливе особенно остро поставила перед очередной Думой вопрос о восстановлении могущества флота. Депутаты изыскали средства на постройку новых дредноутов, которые предполагалось спустить на воду на российских верфях уже в 1910 году, активным Союзником в разработке проекта стал молодой капитан второго ранга А.Колчак, который впоследствии стал полным адмиралом, командующим Черноморским флотом.

В мае 1908 года Столыпин выступил с речью «О смете морского флота». А в самом начале августа 1911 года, после Высочайшего указа о выделении 102 миллионов рублей на строительство Черноморского флота, Совет министров во главе с премьером подписал распоряжение о начале строительства трех линкоров, девяти эсминцев, шести подлодок. Расчетная сумма на создание этих кораблей составила 113 миллионов рублей. Местом строительства был избран город Николаев, для которого были выделены дополнительные средства, на которые велись постройка и проведение к нему железнодорожного сообщения. Так Столыпин реализовал достойную России военно-морскую доктрину. Уже после него в 1915 году на воду были спущены линкоры «Императрица Мария», «Александр III» и «Екатерина II».

Наши реформы, утверждал Петр Аркадьевич, на одном из последних созывов Думы, должны черпать свои силы в русских своих началах. А еще раньше, отвечая на обвинения одного из депутатов эсеров, он провозгласил: всем нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия.

Камнем преткновения для премьера стала его попытка провести через Думу «Закона о западных земствах» Столыпин решил распространить положения о благах русского самоуправления на территории Витебской, Волынской, Киевской, Минской, Могилевской и Подольской губерний. Этому тупо противостояли два члена Госсовета, два старорежимных сановника П. Дурного и А. Трепов, которые решили, что Столыпин слишком много забирает власти, в том числе и у царя. В общем, это была обычная чиновничья интрига, на которую поддался Ники. Этот не слишком умный, самодержец подписал прошение об отставке Петра Аркадьевича. Но за реформатора неожиданно вступилась мать Николая II, очаровательная датчанка Дагмар, она же вдовствующая императрица Мария Федоровна. Мать возымела соответствующее влияние на сына. Она пригласила Столыпина в Зимний дворец, где он встретил на пороге императрицы заплаканного царя.

Вот как описывает в своих воспоминаниях министр финансов В.Коковцев чувства, овладевшие в эти дни Марией Федоровной.

«Бедный мой сын, как мало у него удачи в людях. Нашелся человек (то есть, Столыпин), которого никто не знал здесь, но который оказался и умным, и энергичным, и сумел навести порядок после того ужаса, который мы пережили всего шесть лет назад (то есть, революции 1905 года) И вот этого человека толкают в пропасть. И кто же? Те, которые говорят, что они любят Государя и Россию, а на самом деле губят и его и родину».

Между Марией Федоровной и Петром Аркадьевичем было достигнуто понимание и премьер обнадеженный ею покинул дворец. Той же ночью Столыпин получил от царя письмо-исповедь на шестнадцати страницах. Государь писал, что только их дружная работа может поднять страну на должную высоту. Разумеется, интриганы Дурново и Трепов были сняты со всех высоких должностей. А чтобы принять «Закон о западных земствах», решено было на три дня распустить Госсовет и Думу, а затем собрать их вместе и принять соответствующие решения. Казалось, все разрешилось. Но большинство думских депутатов, ранее поддерживавших Столыпина, были насмерть обижены своим трехдневным роспуском. И завязалась канитель, которую трудно было распутать. Над премьером снова нависла угроза отставки. Петр Аркадьевич на короткое время отбыл в свое имение в Колиберже, откуда в начале сентября 1911 года ему предстояло ехать в Киев на торжественное монаршее открытие памятников царю-освободителю Александру II и святой и благоверной княгине Ольге.

Премьер-министра работа не отпускала ни на один день. Он диктовал своему помощнику А.Зеньковскому проект о реорганизации государственного управления Россией. Намечал внести изменения в госаппарат, провести ряд экономических, социальных и политических реформ. В 1912 году Столыпин намечал создать семь новых министерств: труда, местного самоуправления, национальностей, социального обеспечения, исповеданий, здравоохранения, по обслуживанию богатств и недр России. Но дни его были уже сочтены. И, как завещание, звучат его последние, написанные им слова:

«Все мои помыслы направлены к тому, чтобы с одной стороны, на протяжении десяти лет провести в жизнь все намеченные мною реформы, а с другой стороны, - найти пути для предотвращения мировой войны».

Петр Аркадьевич не был подвержен мистическим настроением. Однако перед отъездом в Киев им овладели тяжелые предчувствия. Он никуда не хотел уезжать, понимая, что расстается со своей семьей навсегда. На прощанье он сказал своей жене Ольге Борисовне: «Никогда отъезд мне не был так неприятен… здесь так тихо и хорошо».

Выхожу один я на дорогу,
Сквозь туман кремнистый путь блестит,
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом.
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чем?

Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
(М.Лермонтов, 1840)

Столыпин, действительно, вышел совершенно один на свою последнюю дорогу. Ему не было дано положенной охраны. Все окружение царя почти открыто говорило о скорой отставке Петра Аркадьевича. И создавалось впечатление, что заговор на него был подстроен или спровоцирован, во всяком случае, не предотвращен жадною толпой стоящею у трона. Реформатор, думающий о судьбах России, был поразительно одинок, у него не было друзей и единомышленников. Все остальные сановники мечтали о собственном благополучии, отчаянно завидуя головокружительной карьере премьера.

1 сентября 1911 года в Киевской опере на спектакле «Сказка о царе Салтане» Столыпина разместили в первом ряду партера, неподалеку от царской ложи. Охраны рядом по-прежнему не было. Преступное бездействие проявили шеф корпуса жандармов генерал П.Курлов, полковник отдельного корпуса жандармов А.Спиридович и, в первую очередь, начальник Киевского охранного отделения подполковник Н.Кулябко, который самолично привел в театр убийцу. Террорист, 23-летний Дмитрий Багров был завербован киевской охранкой и довольно искусно морочил ей голову. Но создается, право же, впечатление, что заговор был подготовлен властями сверху, во всяком случае, никто не пытался его предотвратить. В результате проведенного расследования никто ничего не мог доказать.

Итак, во втором антракте спектакля Столыпин поднялся со своего кресла и остановился, облокотившись на барьер оркестровой ямы. Убийца уже был в зале. У него в кармане лежал прикрытый программкой браунинг. Д.Багров, не дойдя двух шагов до премьера, дважды выстрелил в него и пытался скрыться в проходе. Но был тотчас же схвачен зрителями. Первая пуля пробила Столыпину правую ладонь, она срикошетила и ранила в ногу уже занявшего место в оркестровой яме дирижера. Вторая пуля была намного страшнее: она пробила висящий на груди орден Святого Владимира и перебила аорту. Эта рана оказалась смертельной.

Вот как описал все это в своих записках Николай II:

«Вправо от ложи я увидел кучу офицеров и людей, которые тащили кого-то, несколько дам кричали, а прямо против меня в партере стоял Столыпин. Он медленно повернулся лицом ко мне и благословил воздух левой рукой. Тут только я заметил, что он побледнел и что у него на кителе и на правой руке была кровь».

Четыре дня киевские врачи боролись за жизнь Петра Аркадьевича. Приехала, 5 сентября, из Колнберже Ольга Борисовна. Она верила заверениям личного врача императора Е.Боткина, говорившего, что есть шанс спасти ее мужа. Но к вечеру того же дня, началась агония, и тогда Столыпин, после нескольких бессвязных слов, сказал: зажгите свет. В десять вечера его не стало.

Я, побывав несколько лет назад в Киеве, посетил Киево-Печерскую лавру, осмотрел ближние и дальние пещеры, где спят вечным сном святые. Было это в самом начале перестроечных времен, когда монахи дарили посетителям лавры иллюстрированные детские Библии. И вот, когда я пристроился в очередь за получением подарка, я вдруг увидел могилу Столыпина. Он был похоронен рядом с Кочубеем и Искрой, отдавшим жизнь на два века раньше Петра Аркадьевича за русского царя. Белые надгробия почти сливались с монастырской стеной.

«Здесь когда-то был памятник Столыпину, - сказал мне кто-то из посетителей лавры. – Его исполнил итальянский скульптор Э.Ксименес, приехавший в Киев на торжества. Он только однажды увидел премьера в роковую для него минуту».

Разумеется, памятника этого давно уже нет. Но вот через тридцать лет после той поездки в Киев я вдруг внезапно узнаю, что в Москве у Белого дома решено установить новый памятник реформатору России. Каким он будет? Надо полагать благословляющим крестным знамением свою отчизну. Пусть сбудутся его слова.

Пусть его потомки зажгут над Россией свет.